Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

Руби тоже оглянулась.

– Ой, у меня прямо мурашки побежали, – прошептала она. – Я и не заметила, что там кто-то есть. Откуда она взялась?

Я повнимательней присмотрелся к тени, которая встала и теперь двигалась прямо на нас и которую мы с Руби ясно узнали: загадочная противница курения, донимавшая нас все эти месяцы за корпусом скорой помощи. Она определенно была пьяна, держала в руке сигарету и шагала нам навстречу заплетающейся походкой.

– Ну здрасьте, вы оба, – сказала она, с трудом ворочая языком, – я тут… я как раз… ну, мне пора домой.

И удалилась в темноту.

Мы с Руби, пораженные, застыли в молчании.

– Поверить не могу, что она тайная курильщица! После всех ужасов, которыми она нас пугала. Вот лицемерка! – воскликнула Руби с нескрываемым удовольствием. И глубоко затянулась сигаретой.

Четверг, 1 июля

Миссис Майчек всю жизнь работала и откладывала деньги. На следующей неделе ей исполняется 94 года.

– Просто дайте мне умереть у себя дома. Вы же не против, дорогой мой? – просит она доктора Пайка. – Я не хочу в дом инвалидов, у меня есть свой дом, очень хороший.

Он игнорирует ее мольбы.

– Для вас там небезопасно, – отвечает доктор Пайк.

У меня сердце разрывается от этой сцены. Миссис Майчек несколько раз падала, и это ее четвертая госпитализация за последний год, поэтому было решено, что она не может вернуться в свой маленький загородный домик, где жила всю сознательную жизнь. Она стала рассеянной и забывчивой, но дом свой хорошо знает и хочет вернуться туда.

– Боюсь, это невозможно, – говорит доктор Пайк. Хотя бояться тут следует миссис Майчек, и я понимаю почему.

Доктор Пайк отворачивается и, увидев мое лицо, пожимает плечами.

– Это шоу-бизнес, – говорит он.

Я стискиваю зубы. Часть меня твердит, что мы должны отправить ее домой, и пусть уж лучше она упадет там и умрет, чем будет заживо гнить в казенном учреждении, где все ей чужое. Разве не лучше будет прожить меньше, но в родном доме, полном воспоминаний, где она знает каждую мелочь, чем протянуть еще пару лет в совершенно незнакомой среде? Но я понимаю, что при современном законодательстве, оградительной медицине и принудительном уходе это не вариант. Как только она попадет в дом инвалидов, дороги домой уже не будет. Домик, принадлежащий ей, продадут, чтобы платить за уход, который она станет получать.

Как так выходит, что в зависимости от места жительства и диагноза человек может получать уход бесплатно, в то время как другим приходится за него платить? Глядя на стариков, которые не могут жить самостоятельно и нуждаются в уходе, начинаешь думать, что основополагающий принцип Национальной службы здравоохранения – бесплатные медицинские услуги всем и каждому – в нашей стране давно позабыт.

Корни нынешней ситуации уходят во времена основания Национальной службы здравоохранения, и чтобы понять, почему так происходит, надо заглянуть в прошлое.

Послевоенное лейбористское правительство с его утопической идеологией хотело обеспечить старикам такой уход, который раньше считался привилегией богатых. До того как государство взяло на себя решение данного вопроса, те, кто мог себе это позволить, жили в отелях, где за ними при необходимости ухаживали частные сиделки; большинство же оставалось дома на попечении семьи, либо вообще полагалось на милость благотворительных организаций. Акт о Национальной службе здравоохранения от 1946 года и Акт о Национальной программе социального обеспечения от 1948-го были призваны избавить общество от этих пережитков прошлого. По крайней мере, в теории. На практике же они, хотя и ненамеренно, создали две параллельных системы. Национальная служба здравоохранения обеспечивала предоставление бесплатной медицинской помощи, в то время как по условиям Акта на местные власти ложилась ответственность за создание вспомогательной системы для людей, нуждающихся в «помощи и присмотре» или «персональном уходе». К последней категории относились те, кто, подустав от жизни в одиночестве, хотел бы переехать в некое подобие отелей, где за ними будут присматривать – но такие услуги предоставлялись на платной основе. Речь не шла о том, что в их число попадут инвалиды, такие как миссис Майчек. Хотя замысел в обоих случаях был исключительно достойный, эти два законодательных акта оставили лазейку, которой последующие правительства не замедлили воспользоваться.

Проведя различие между «больными» с медицинской точки зрения и просто людьми, желающими «помощи и присмотра», они заложили основу для будущего смещения этой черты, чтобы заставить большее количество пациентов оплачивать услуги по уходу. Когда Национальная служба здравоохранения принялась сокращать расходы, зыбкая граница между медицинским уходом и персональным уходом была передвинута. К примеру, человек, перенесший инсульт, может нуждаться в помощи с одеванием и мытьем. Но это, по нынешним критериям, персональный уход, и оказывается он на платной основе, несмотря на то что потребовался по медицинским причинам. Если же пациент страдает длительным и тяжелым заболеванием, он может претендовать на получение ухода по программе Национальной службы здравоохранения, не платя за него ни пенни. Однако со временем критерии отбора в программу также были изменены, и большинство пациентов перевели на «персональный уход», который надо оплачивать.