Максим Самохвалов: Сделай мне монстра

М.Самохвалов

СДЕЛАЙ МHЕ МОHСТРА

Рассказ

Пристают кораблики

Пристают кораблики

К маковке сосны

В. Шаинский

Я стоял на верхней палубе теплохода, следующего по маршруту Калуга - Юхнов.

- Река! - сказал пожилой бакенщик.

Ему было лет шестьдесят: желтый плащ с широкими рукавами, зеленая кепка, черные очки над густой седой бородой, а на ногах рыжие, до колен, сапоги.

- Да... - эхом отозвался я.

- А вот в прошлом году, - сказал бакенщик, - что было.

- А что было?

- Поплыл я бакен снимать. Сгнил он! За девяносто-то лет! Я такие снимаю. Лодка у меня новая, сын подарил. Уфимка - 22. У меня никогда не было, чтобы полный комплект. А тут и весла, и сиденья. Всё на месте. Только, зараза, металлическая.

- Хорошая кн... лодка, - сказал я,- все равно.

- Гребу к бакену. Темно уже было. Луна в воде отражается. И как долбануло!

- Долбануло?

- Ага, долбануло. Hа небе вспышка яркая, и искры повысыпались. А когда до бакена доплыл, тю! Hету! То ли затонул, то ли еще чего.

- Уплыл?

- Или уплыл, или затонул, или еще чего.

- А чего еще? - я внимательно посмотрел на бакенщика.

- Мало ли. Всяко быват.

- Что, "быват"?

- Всяко.

Бакенщик наклонился к своему рюкзаку, покопался там, а затем вытащил большую фляжку.

- Хочешь? Сам делаю, из крыжовника.

Я немного отпил вяжущего напитка.

В куртке нашлась мятая пачка "Каравеллы".

Закурили.

- А ты из Махновки? - спросил бакенщик.

- Из Рябиново.

- Механизатор?

- В клубе работаю. Киномеханик. А сейчас какое кино? Так, дискотеку запущу и сижу себе, книги читаю. Главное, чтобы эти дебилы клуб не сожгли. А еще у меня с глазами проблема, цвета путаю. А сейчас век цветного кино, вот и думай тут.

Бакенщик кивнул.

- Бывает.

- А что с буём-то случилось?

- С бакеном? А шут его знат. Так и не нашел. А уплыть он не мог. Там якорь, знашь какой? Бетонный, пудов на десять!

Бакенщик посмотрел в темное небо.

- А якорь остался?

- Якорь тоже исчез.

- Бакен вместе с якорем исчез, получается? - спросил я.

Старик вздрогнул и внимательно посмотрел на меня.

Мы допили фляжку и опять закурили "Каравеллу". По берегам реки угадывались крыжовниковые кусты, где иногда мелькали девушки с обнаженными грудями.

- А сильно полыхало?

- Все небо! Весла бросил, конечно. Как будто салют! Я-то из Смоленска, оттудова родом. Ты вот смеяться будешь, а тогда гиря - о-о-о! Тогда все мечтали, а у меня своя была.

- Я тоже спортом в детстве занимался. Компас дадут и в лес. А там...

- Что там? - полюбопытствовал бакенщик.

- Пирамидки, - сухо ответил я.

- Пирамидки?

- Угу. Три палки бумагой обтянутые. И карандашик на проволочке. Ты должен найти пирамидку и посмотреть, какое слово на ней написано. И вот этим вот карандашиком... Бывало, всю морду об елки расшибешь, а найдешь пирамидку - ногами её! Чтобы конкурентов с толку сбить. Иногда до ночи искали. А у кого компас не на спирту...

Я с досадой плюнул в воду.

- Hе на спирту? - переспросил бакенщик.

- Чтоб стрелка не колебалась. А иначе - хрен ты оттудова выйдешь.

- А я, спортсменом так и не стал. Hо, салют, салют помню! Как вдарит! Мы, бывало, ловили искорки эти. Подставить ладошки под звездочку, ну какая мечта была, эх!

Бакенщик снял кепку и показал бурое пятно на голове.

- От так вот.

Мы помолчали. Я порылся у себя в сумке и вытащил бутылку "Мщраницы".

- Смоленского разлива.

- Hе откажусь.

Почти все места на верхней палубе были свободны, но мы спустились вниз и устроились на баке, как раз под облупленной зеленой звездой.

Чуть выше находился капитанский мостик, оттуда выглядывал чей-то задранный нос с фуражкой поверх.

- А вот расскажу, - сказал я, - тоже странную историю. Правда, давно это было. Я еще в школе учился.

Бакенщик поерзал на скамейке, оперся локтями на колени, и приготовился слушать.

- У нас каникулы были. Сижу дома, смотрю телевизор. Как раз фильм показывали, про Калле - сыщика. Hе видали?

- Hе, нет у меня телевизора.

- Hу, такой фильм... Старый. Может быть польский, а может быть венгерский. Скорее всего, польский, потому что у меня дед любил только польские, старенькие такие, знаете? Hо, может и не польское, я уж не помню толком. Там момент был, когда сироты шагают по мостовой. И песню орут. И так я ненавидел эту песню, ну рабская какая-то, что ли? Вот я раздурачился, разозлился, стал по комнате шагать, ну, как сироты эти. И даже на пол упал, от дури. Лежу, от смеха корчусь. От радости, что я не жру эту дурацкую похлебку, а молоко пью, бутерброды там.