Сборник - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

М. Конфино критикует редукционизм этого тезиса, сводящего этос и менталитет российского дворянства к службе монархии. См.: Confino M. Russia before the «radiant future». P. 122–123.

Как напоминает Конфино, потомственные дворяне могли передавать своим детям дворянское достоинство вне всякой связи со службой. Confino M. Russia before the «radiant future». P. 125–126.

Confino M. Russia before the «radiant future». P. 130–135.

Ю. М. Лотман, основываясь прежде всего на мемуарных источниках, утверждал наоборот, что в кругах поместного дворянства, зачастую родовитого, считалось хорошим тоном демонстрировать презрение к чину. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. С. 38.

Madariaga I. de. The Russian nobility in the seventeenth and eighteenth centuries. P. 254.

Выражение, использованное Андре Береловичем в работе: Berelowitch A. Plaidoyer pour la noblesse moscovite. À propos des affaires d’honneur au XVII esiècle // Noblesse, État et société en Russie XVI e – début du XIX esiècle. Cahiers du monde russe et soviétique 1993. P. 132.

Confino M. Russia before the «radiant future». P. 128.

См.: Meehan-Waters B. Autocracy and Aristocracy: The Russian Service Elite of 1730. New Brunswick NJ, 1986.

См. подробные данные в: Миронов Б. Н. Социальная история России. СПб., 2003. Т. 1. С. 89.

См. об этом: Confino M. Russia before the «radiant future». P. 129.

Leonhard J., Wieland Ch. (Eds.). What Makes the Nobility Noble? P. 13.

Confino M . Histoire et psychologie. P. 366.

См. статьи Ольги Кошелевой, Павла Седова, Андрея Павлова в издании: Berelowitch A., Berelowitch W., Joukovskaïa A. (Dir.). Famille et mobilité sociale en Russie, XVI e—XVIII esiècles. Cahiers du monde russe. 2016. T. 57 (2–3).

Дж. Блум ( Blum J. Lord and peasant) относит к этой зоне и российское дворянство.

«Именно это сочетание формы землевладения, семейной солидарности, принудительной государственной службы и ограниченности региональной власти и сословных прав придало российской аристократии XVII века уникальный характер». См.: Crummey R. O. Aristocrats and servitors. P. 174.

Исключение составляют работы Исабели де Мадариага ( Madariaga I. de. The Russian nobility in the seventeenth and eighteenth centuries. P. 269) и Роберта Крамми ( Crummey R. O. Aristocrats and servitors. P. 169–170).

Впрочем, не только и, возможно, не столько по отношению к другим социальным группам, сколько внутри самого дворянства, бывшего, как было сказано, весьма неоднородной социальной группой.

Leonhard J., Wieland Ch. (Eds.). What Makes the Nobility Noble? P. 9–10.

Ключевский В. О. Курс русской истории // Ключевский В. О. Сочинения. Т. 5. М., 1958. С. 160–185; Он же. Евгений Онегин и его предки // Он же. Сочинения. Т. 7. М., 1959. С. 408–422; Raeff M. Origins of the Russian Intelligentsia. The Eighteenth-century Nobility. New York, 1966.

Alienation, как его называет Раев.

И Ключевский, и Раев обращают большое внимание на образование дворянства как ключевой для решения этой проблемы вопрос. Этому вопросу посвящена гл. 4 книги Раева ( Raeff M. Origins of the Russian Intelligentsia. P. 122–147).

Confino M. Sociétés et mentalités collectives en Russie. Paris, 1991. P. 345–387.

О цене «вестернизации» для российского дворянства см. также: Kahan A. The Costs of «Westernization» in Russia: The gentry and the economy in the eighteenth century // Slavic Review. Vol. 25, 1 (1966). P. 40–66.

Миронов Б. Н. Социальная история России. СПб., 2003. Т. 1. С. 89.

Показатели грамотности и образованности, разумеется, сильно колеблются в зависимости от того, о каком периоде и сегменте дворянства идет речь. Так, А. Захаров обнаружил, что 92,5 % «царедворцев» (группа численностью около 4 тысяч человек, включавшая служилые чины стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов, но не включавшая армейских офицеров) были грамотны в 1720‐х годах. Захаров А. В. Грамотность царедворцев в эпоху Петра I // Вестник Пермского университета. 2016. Вып. 4 (35). С. 24–33. По данным А. Феофанова, из явившихся в 1732–1735 годах на смотр 436 дворянских недорослей старше 15 лет, 73 % которых были из семей беднейшего дворянства (не более 20 душ), около 40 % были неграмотными. Феофанов А. М. Социальная мобильность дворянства Российской империи XVIII века: на примере послепетровского поколения // Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2015. Вып. 4 (65). С. 50–57. Причем (не)грамотность дворян напрямую коррелирует с материальным уровнем семьи: только 6 % неграмотных были из семей, владевших более 20 крепостных. В то же время бедность необязательно означала неграмотность: 25 % грамотных были из безземельных семей. Там же. С. 53. Доля неграмотных дворян в этом возрастном слое могла быть ниже, так как в этой группе, например, отсутствуют дети генералитета. И. И. Федюкин, основываясь на документации «разбора» недорослей 1736 года, показал, что из 714 явившихся (из них около 82 % в возрасте от 9 до 18 лет) доля самых бедных (не более 20 душ) составляла 56 %, еще 29 % владели от 21 до 100 душ; полностью грамотными (умели читать и писать) были признаны 60 %, полностью неграмотными – 23 %. И в этом случае имущественный фактор был ключевым: 84 % неграмотных были из семей, владевших не более чем 20 крепостными; так же как в исследовании Феофанова, бедность далеко не всегда имеет следствием неграмотность: 43 % всех полностью грамотных были из таких же бедных семей. В 1745 году при весьма схожей имущественной структуре из 658 заявившихся недорослей 47 % были полностью грамотны, 23,5 % полностью неграмотны и, так же как в 1736 году, неграмотность коррелирует с бедностью. Федюкин И. И. Грамотность и образованность дворянских недорослей, конец 1730‐х – 1740‐е гг. Тезисы к выступлению на конференции «Грамотность и образованность как явления и понятия в России XVIII века» 25 апреля 2015 г., НИУ ВШЭ.