Клэр Макколлум - Судьба Нового человека.Репрезентация и реконструкция маскулинности в советской визуальной культуре, 1945–1965

Единственным сооружением, способным тягаться со статусом ансамбля в Трептов-парке и сыгравшим ключевую роль в создании мифа о войне, стал мемориал на месте Сталинградской битвы. Он чаще остальных фигурировал в публикациях популярных изданий на протяжении 1960‐х годов, что ставит его особняком в ряду символических мест наподобие мемориального Пискаревского кладбища в Ленинграде. Последнее открылось еще в 1960 году, однако в печати появилось, похоже, всего дважды — первый раз в «Огоньке» в январе 1964 года в виде фотографии плачущей женщины рядом с одной из могильных табличек, а второй — несколько лет спустя в «Работнице» в фотоочерке о Ленинграде[372]. Эволюция мемориала в Волгограде заставляет размышлять о том, как менялись подходы к изображению скорби и других эмоционально сложных тем с середины 1950‐х годов до примерно того времени, когда мемориал был открыт в октябре 1967 года. Идея строительства крупномасштабного мемориала на Мамаевом кургане впервые появилась в 1951 году в связи с ограничениями, введенными для празднования Дня Победы после 1947 года. Эту идею стали продвигать только после смерти Сталина: в марте 1954 года стартовал открытый конкурс проектов мемориала [373]. Спустя несколько лет в «Искусстве» был опубликован план выигравшего проекта, разработчиком которого выступил не кто иной, как Евгений Вучетич вместе с Анатолием Горпенко и Яковом Белопольским — оба соавтора принимали значительное участие в создании мемориала в Трептов-парке. Опубликованное описание предполагало, что волгоградский мемориал будет включать три главные скульптуры: мать, держащая тело мертвого ребенка и призывающая к возмездию, солдат, бросающий гранату в незримого врага, и воин, положивший на землю свой меч и преклоняющий колено перед Родиной, — эти фигуры должны были воплощать «мирные устремления народа» [374]. Вершину кургана должна была увенчать 22‐метровая статуя Родины-матери, там же собирались разместить панораму — центральный пункт всего комплекса и место расположения Вечного огня [375]. На рассматриваемом этапе открытие мемориала было запланировано на 2 февраля 1963 года, хотя меняющиеся и все более амбициозные планы проекта означали, что эта дата отодвинется. И все же в феврале 1963 на обложке «Огонька» было впервые опубликовано фото скульптуры «Стоять насмерть», рядом с которой находилась группа советских школьников [376]. Этот монумент был открыт в июле 1962 года, и проницательный наблюдатель мог заметить, что в окончательном виде скульптура была гораздо менее воинственной, чем ее первоначальный проект: теперь солдат держал гранату сбоку от себя, ожидая атаки.

Следующими фрагментами мемориала, представленными в печати, были «Стены-руины» и несколько статуй, обрамлявших площадь Героев, — последние, как уже отмечалось в предшествующей главе, изображали раненых солдат (обе фотографии появились в «Огоньке» в конце 1965 года) [377]. В этой же разворотной публикации под заголовком «Все они были простыми смертными» (эти слова написаны на стенах-руинах) советские читатели впервые увидели одно из новых дополнений к мемориальному сталинградскому комплексу — скульп- туру скорбящей матери, держащей на руках тело мертвого сына («Скорбь матери», 1965). Она была добавлена Вучетичем при радикальном пересмотре проекта в 1959 году [378] и помещена на краю Озера слез, а теперь располагалась на краю площади Героев.

Разумеется, этот мотив был уже очень знаком публике — Скотт Палмер в своем исследовании, посвященном сооружению волгоградского мемориала, указывает, что он демонстративно «запускает в повторный оборот идею, уже использованную в Трептов-парке» [379] Вучетичем, хотя более поздняя инкарнация советской Богоматери, оплакивающей Христа, более масштабна и определенно пробуждает больше волнующих эмоций, чем аналогичная скульптура в Германии. Критик А. Федоров, писавший в «Искусстве» в 1967 году о воздействии этой скульптуры, утверждал, что «каждая мать чувствует, как она склоняется над своим ребенком. Ее чувства понятны матерям всего мира, которые приезжают сюда и останавливаются перед этим памятником… Неимоверное страдание запечатлено на прекрасном лице Родины- матери. В ее глазах [мы видим] и скорбь, и любовь, и нежность, и материнскую гордость за своего сына-героя» [380]. Кроме того, в отличие от скорбящей матери в Берлине, в последующие годы фотографии этой скульптуры публиковались по множеству поводов в печатных изданиях, появившись не только в «Огоньке», но и в журнале для зарубежных соотечественников «Родина», а также в художественных альманахах «Искусство» и «Творчество» в 1965–1968 годах; в 1973 году она вместе со скульптурами «Стоять насмерть» и «Родина-мать зовет!» была воспроизведена в серии почтовых марок, выпущенных в память тридцатилетия Сталинградской битвы [381].