Марк Уральский - Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В феврале 1883 г. была образована Высшая комиссия для пересмотра действующих о евреях в империи законов. Несмотря на то, что комиссия работала в условиях усиливающегося антисемитизма в правящих кругах, ее рекомендации были в целом благоприятны для евреев. В 1888 г. Комиссия была распущена, а ее предложения и собранный ею большой фактический материал переданы совещанию под председательством товарища министра внутренних дел (1846–1904). Участники совещания разработали целую систему антиеврейских мер (проект из 44 пунктов); в 1890 г. они были представлены на рассмотрение Государственного совета, однако в основном приняты не были: URL: https://eleven.co.il/jews-of-russia/general/15442/

Примечательно, что уже после кончины Чехова, когда А. А. Суворин-младший сменил свои антисемитские воззрения на либеральные, обратная метаморфоза произошла с другим близким Чехову публицистом — некогда вполне либеральным «дорогим Михаилом Осиповичем» Меньшиковым, который, став «нововременцем», начал пропагандировать со страниц этой газеты идеи расового антисемитизм вполне фашистского толка.

6 марта 1893 г.: «Три с половиной часа переговоров ни к чему не привели. Самые безобидные редакции извинения были отвергаемы. Но как только Лавров получил пощечину, сейчас смягчились и предложили редакцию оговорки. Мы ее отвергли. Безобразно оскорблять человека, но и вытягивать жилы из человека тоже безобразно. „Я застрелю Вас как поросенка, — слова Лаврова должны были вывести Лелю из себя. — Стреляйте! — вскричал он. — Неужели вы думаете, что в деле чести я отступлю перед револьвером?“ И, ударив его, повторил: „Стреляйте!“. Бедный и милый Леля. Нехорошо, что я его пустил в Москву. Он наживает себе врагов и вражду, когда ему надобно спокойствие» [ДНЕВ-СУВ].

В письме брату от 17 сентября 1893 г. Ал. П. Чехов так описал обстановку в редакции «Нового времени»: «Старика, нашей вдохновлявшей нас силы, нет. Нет в старой машине ни смысла, ни порядка. Кругом одна позорная трусость ‹…›. Некому читать, некому заправлять делом. Регрессируем такими широкими шагами, что удивляешься только, откуда прыть берется. Дофин занят агрикультурою в Симбирской, кажется, губернии. „Нетути начальства“, — хоть волком вой. И бредет бедная, несчастная газета без кормила и без ветрил ‹…› Не хватает у меня силы переживать сознательно падение лучшей в России газеты» [ПИСЬМА-А. П. ЧЕХ-Ал. ЧЕХ. С. 283].

Среди русских газет наиболее крайнюю антидрейфусовскую позицию занимали «Новое время» и «Московские ведомости». Так, последняя называла сторонников Дрейфуса «шайкой», «бандой, поставившей себе целью насмеяться над правосудием», и т. д. Обе эти газеты перепечатывали друг у друга антисемитские высказывания, нападки на Золя. Большинство остальных газет занимало в это время в деле Дрейфуса — Золя позицию либо выжидательную («Курьер»), либо противоречивую («Биржевые ведомости») [ЧПСП. Т. 7. С. 158].

5 января 1895 г. (н. ст.) Дрейфус был подвергнут публичному разжалованию: с него сорвали погоны и переломили его шпагу. «Толпа, присутствовавшая при этой церемонии, разразилась криками: „Смерть изменнику!“ — „Вы правы, — отвечал им Дрейфус, — на вашем месте я точно так же кричал бы. Но я невиновен. Да здравствует Франция!“ Прошли мимо него корреспонденты парижских газет, он им закричал: „Скажите всей Франции, что я невиновен!..“» («Дела Дрейфуса, Эстергази и Эмиля Золя». Одесса, 1898, стр. 6). О личности Дрейфуса, анализируя его письма, пишет современный биограф Золя: «Сам Альфред Дрейфус был тем, что называется на жаргоне военного училища Сен-Сира „фанамили“ — ревностный служака, „зубрила“, „ученый сверхофицер“, преисполненный собственного превосходства и презрения к шпакам. Этого эльзасского еврея распирали самые ура-патриотические чувства. Дрейфус с Чертова острова отнюдь не походил на байронического героя ‹…› Он — реваншист ‹…› „Проработать всю жизнь для единственной цели — отомстить подлому захватчику, отобравшему у нас наш милый Эльзас!“ ‹…› Чувства его искренни, но выражены слишком мелодраматически. То обстоятельство, что антимилитаристам приходится защищать такого прирожденного противника, а милитаристам — обвинять того, кто (если отбросить национальный признак) является их единомышленником, представляет одну из самых горьких шуток этой истории» ( Лану А. Здравствуйте, Эмиль Золя! М.:Прогресс, 1966. С. 368). Именно стремление к справедливости, а не личные качества невинно осужденного капитана вызвали решительное выступление Чехова, как и Золя, в защиту Дрейфуса.