Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Остроухов заявил, что вполне сочувствует реставрации хамовнического дома, что мебель Толстых, конечно, должна быть возвращена в Хамовники и что он сам пойдет со мной к новому владельцу квартиры, раньше снимавшейся в его доме М. Л. Толстым. Он, действительно, тотчас отправился со мной в эту квартиру, познакомил меня с ее хозяином, рассказал тому все дело и выразил твердую уверенность, что он, конечно, не откажется содействовать восстановлению дома Л. Н. Толстого в подлинном виде и выдаст мне, по имеющемуся у меня списку, мебель Михаила Львовича. Хозяину квартиры, человеку интеллигентному, ничего не оставалось, как согласиться на наши требования. Почти все вещи значившиеся в моем списке, были найдены и затем перевезены мною в хамовнический дом.

Между прочим, в день, когда я приезжал за мебелью, И. С. Остроухов показал мне свое замечательное собрание древних икон, заполнявших, вместе с картинами светского содержания, все стены большого зала в его квартире, от пола до потолка. Он с какой-то затаенной грустью указывал мне то на одну, то на другую из древнейших и замечательнейших икон: изящные всадники на белых и черных коньках, грустные Богоматери, поэтические крылатые ангелы глядели на нас со всех сторон. Казалось, хозяин-художник, с любовью, в течение всей жизни, собиравший все эти сокровища, чувствовал, что скоро с ними расстанется и, любуясь, невольно прощался с ними. Помнится, и на самом деле И. С. Остроухов уже недолго прожил после нашей встречи.

Последнюю и очень значительную по количеству партию мебели для хамовнического дома я вывез из Ясной Поляны. Часть этой «городской» мебели была размещена Софьей Андреевной по разным комнатам яснополянского дома, часть валялась по чердакам и кладовым. Извлекали мы ее отовсюду вместе с тогдашней руководительницей музея-усадьбы «Ясная Поляна» Т. Л. Сухотиной-Толстой, охотно и любезно разрешившей мне вывезти все найденное в Москву. На многие предметы Татьяна Львовна сама мне и указала, как на находившиеся первоначально в Москве и лишь после смерти Льва Николаевича привезенные в Ясную Поляну. Между прочим, под окнами людской нашли мы старый, сломанный и продырявленный ореховый стул с соломенным сиденьем; под дождями и снегом он совершенно потерял лакировку и весь побелел. Оказалось, однако, что этот стул-калека был единственным сохранившимся экземпляром стульев, стоявших в столовой московского дома Толстых и после утраченных. Разумеется, я забрал инвалидный стул в Москву, и именно по его образцу преемником моим по заведованию хамовническим домом Л. Н. Толстого братом моим Вениамином Федоровичем заказаны были через несколько лет две дюжины ореховых стульев – копий для столовой в нижнем этаже дома.

Один или два воза отобранной в Ясной Поляне мебели отвезены были на лошадях Толстых на станцию Засека (ныне ст. Ясная Поляна) и там погружены в вагон-теплушку, вытребованный мною бесплатно от управления Московско-Курской ж. д. С вагоном должен был ехать проводник, но где найти его и как и чем с ним расплачиваться? И как доверить ему такой груз? Железные дороги работали плохо, в пути все могло случиться, вагон мог и затеряться… Приняв все это в соображение, я решил сам сопровождать вагон от Засеки до Москвы вместо проводника.

Дорога продолжалась вдвое или втрое дольше по сравнению с обычным сроком, всего часов 15–20. Так как вагон был закрыт и запломбирован, то мне пришлось поместиться на его открытой площадке. Ночь без сна, на ветру и на холоде, была довольно мучительна.

На одной из станций, именно на ст. Лаптево, меня ожидало приключение. Кондуктора и мастера, ходившие во время стоянки вдоль поезда и постукивавшие молотками по колесам, вдруг заявили, что одна из осей моего вагона недоброкачественна и что вагон не дойдет до Москвы, почему и следует его отцепить от поезда. Как я ни умолял и ни просил их не отцеплять вагона, они стояли на своем. Я был в полном отчаянии: ведь приходилось или отправляться с вагоном в какие-то мастерские и ждать неопределенно долго, пока его исправят, или же разгружать его. Ни на то, ни на другое у меня не было ни сил, ни времени, ни средств. Как быть?!

И опять счастливый случай выручил меня. Пока я спорил с железнодорожниками, какой-то просто одетый, старый мужчина, проходивший мимо, поздоровался со мной. Он оказался родным старшим братом известного «толстовца», крестьянина-писателя М. П. Новикова, проживавшего недалеко от станции в родной деревне.