Очень ценили внимание Анны Константиновны все впервые посещавшие дом Черткова – все равно, крестьянин ли это был, рабочий или студент, учитель, профессор. Нелюдим-хозяин прятался где-то в своей норе, по большей части «отдыхал», то есть спал, а хозяйка любезно принимала гостей, рассказывала им о Льве Николаевиче, прочитывала наиболее интересные из полученных писем, записывала их собственные любопытные рассказы и сообщения и т. д. В результате все или почти все уносили приятное воспоминание о пребывании в доме Чертковых, хотя содействовала этому почти всегда именно Черткова, а не Чертков. «Малоуютный», тяжелый был человек В. Г. Чертков, и нелегко было людям общение с ним, но, видно, где-то «в небесной канцелярии» это было учтено – и вот на помощь другу Толстого дана была милая жена. Ей удавалось, если не всегда, то хоть изредка, умягчающе влиять на Владимира Григорьевича, вводить небезопасный, грузный размах его тяжелой натуры в какие-то более или менее приемлемые для окружающих, дисциплинирующие рамки, а также облегчать доступ к нему для других людей – и тех, кто жил с ним под одной крышей, и тех, кто являлся в его дом впервые. Не стой эта маленькая, худенькая, но чуткая, глубокая и добрая женщина около Черткова, еще труднее было бы ему выполнять свою миссию друга, наперсника, издателя, толкователя, пропагатора [70]и душеприказчика Льва Толстого.
«…Приятно побывать в этих местах, потому что долго не был, – пишу я в своем телятинском дневнике 5 июля 1912 года – Часто хожу к Александре Львовне, живущей по соседству. У нее – как дома, или, вернее, как в бывшей «ремингтонной» Ясной Поляны. Тот же «ремингтон». Та же неизменная Варвара Михайловна. И «попка» тот же.
Вечером пил чай все в том же большом зале с портретами, осмотрел комнаты Льва Николаевича, где каждая вещь знакома, прослушал в граммофоне любимый вальс Льва Николаевича – Fruhlingsstimmen Штрауса в исполнении пианиста Грюнфельда.
Все – как было при нем. Все – то же. И все – не то. Солнышко, живившее всю эту картину, закатилось.
…К Владимиру Григорьевичу у меня по-прежнему двойственное отношение: и люблю его, и не понимаю. Хорош он прямотой, умом, добротой иногда, когда захочет; дорог мне по воспоминаниям близости ко Льву Николаевичу и многого добра, сделанного им для меня, но многого не понимаю. С Софьей Андреевной он все не помирился. С Сухотиными – в ссоре. Не ладит с Александрой Львовной даже. Она удалила от участия в их общем деле по проведению завещания Льва Николаевича Алексея Сергеенко, а Владимир Григорьевич без него жить не может, надоедает ей длинными письмами о нем (это из одной-то усадьбы другую, за 100 шагов!). Потом что-то они не соглашаются насчет того плана и принципа, по которому будут оделять крестьян землей, выкупленной у жены и сыновей Льва Николаевича, и т. д. Скучно».
Завещание Л. Н. Толстого, как известно, передавало все права литературной собственности Александре Львовне, а в случае ее смерти – Татьяне Львовне. Внесение Т. Л. Сухотиной в завещание имело чисто формальный характер: Льву Николаевичу не хотелось обидеть полным невниманием и проявлением демонстративного недоверия любимую им (хоть и иначе, чем Александру Львовну) старшую дочь.
Использовав свое право, А. Л. Толстая и стоявший за ней Чертков продали это право на три года богатому, ловкому и оборотистому И. Д. Сытину, который постарался выколотить из него все, что было можно: выпустил два полных собрания сочинений Толстого – одно отдельное, другое – в качестве приложений к газете «Русское слово» и к журналу «Вокруг света», далее – роскошное, иллюстрированное издание основных художественных произведений великого писателя и, наконец, ряд отдельных книг и брошюр и т. д. Он же осуществил предпринятое Александрой Львовной как бы самостоятельно трехтомное издание неизданных «Посмертных художественных произведений Л. Н. Толстого», в дешевой и дорогой версиях.
Издание посмертных произведений дало Александре Львовне 120 000 рублей. Практичный Сытин честно доплатил 270 000, и у Александры Львовны оказалась в руках сумма почти в 400 000 рублей, необходимая для того, чтобы выкупить по довольно высокой цене у С. А. Толстой и ее пяти сыновей принадлежавшую им яснополянскую землю, для бесплатного наделения ею крестьян.
Делалось все это на основании устного распоряжения или указания, преподанного Л. Н. Толстым его младшей дочери и душеприказчице: «Дай им (то есть братьям) деньги, а землю передай крестьянам, тем, кто на ней всегда работал и работает теперь», – говорил Лев Николаевич дочери. Через три года со дня смерти отца Александра Львовна должна была объявить все его сочинения общей собственностью, что, добавлю, она потом действительно и сделала. Земля в конце концов, тоже была поделена между крестьянами Ясной Поляны и трех соседних деревень.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу