Цивилизация — это капитал, растущий на протяжении веков.
П. Валери. Свобода разума
Я огорчен, что не могу вам представить более обширного перечня наших достижений. Я не обвиняю в этом Нацию, у нее нет недостатка ни в уме, ни в дарованиях, но печальные причины задержали ее развитие и помешали подняться одновременно с соседями […]. Нам стыдно, что в некоторых родах литературной деятельности мы отстаем от своих соседей, но мы готовы неустанными трудами возместить те потери времени, которые понесли из — за наших несчастий. […] Мы не станем подражать беднякам, которые выдают себя за богачей, мы честно признаем свои недостачи: они настроят нас на труд, и благодаря ему мы добудем сокровища Литературы, обладание которыми станет вершиной национальной славы.
Фридрих II Прусский. О немецкой литературе
Писатели уже давно и каждый по — своему писали о трудностях, связанных с их положением в литературном мире, о проблемах, с которыми им приходится сталкиваться, и о тех необычных законах, которые действуют и управляют этим миром. Но так велика сила самозащиты, действующая в литературной вселенной, что все тексты, затрагивающие подобные опасные вопросы, посягающие на литературный порядок, подвергаются немедленной нейтрализации. После дю Белле многие литераторы самими своими произведениями сообщали о тех особых целях, которые управляют их жизнью, вовлекая в яростную литературную борьбу. С тех пор как возникла идея о реальном существовании литературной вселенной, достаточно буквального прочтения многих текстов, чтобы неожиданно возникло ее описание. Но критика мгновенно превращает все экономические термины вроде «словесного рынка» и «призрачных войн» у Хлебникова, «мирового рынка интеллектуальных ценностей» у Гете, «нематериальных богатств» и «капитала Культуры» у Валери в поэтические метафоры. Между тем самые авторитетные из участников литературного процесса в разные эпохи и в разных странах описывали в самых прозаических терминах «экономику духовного», как называл ее Валери, заложившую структурную основу литературной вселенной. Будучи главными стратегами экономики, присущей именно литературе, сами писатели сумели дать точные, хотя и не исчерпывающие, формулировки законов этой экономики и создать новую терминологию для анализа своей литературной практики, часто весьма дерзновенную, поскольку она неожиданна даже для них самих. Некоторые их произведения значимы одновременно и как литературные творения, и как мощный анализ самих себя и той литературной вселенной, в которую они себя помещают. Но вместе с тем их свидетельства говорят еще и о том, что даже самые мощные, а значит, и самые проницательные творцы, описывая себя и свое место в литературной вселенной, не видят в описываемом частном случае общего для всей структуры принципа. В силу индивидуальности точки зрения, каждый видит лишь какую — то часть структуры, но не всю литературную вселенную в целом. Сложившиеся представления о литературе скрывают те законы, которые управляют литературной страной. Поэтому, пытаясь дать описание Мировой Республики Литературы, нам придется, опираясь на мнения писателей, систематизировать и прояснять их интуитивные прозрения и наиболее дерзновенные идеи.
Пути и мотивы «литературной политики» — мы пользуемся выражением писателя Валери Ларбо — неведомы политике государственной. Ларбо пишет: «Как несхожи между собой политическая и интеллектуальная карты мира. Политическая меняется каждые пятьдесят лет, границы на ней часто случайны и неустойчивы, ведущие центры постоянно меняются. Что же касается интеллектуальной карты, то меняется она очень медленно, и границы ее необычайно стабильны. […] Вот почему политика интеллектуального мира не имеет ничего общего с экономической политикой» [8] V. Larbeau. Ce vice inpuni, la lecture. Donaine anglais. Paris, 1936, c. 33–34.
. Фернан Бродель также свидетельствует о том, что духовная сфера относительно независима от сферы экономической (а значит, и политической). «В XVI веке, — пишет он, — Венеция является экономической столицей, но Флоренция и тосканский диалект главенствуют в интеллектуальной области; в XVII веке Амстердам становится центром европейской торговли, тогда как Рим и Мадрид продолжают оставаться средоточием художественной и литературной жизни; в XVIII веке Лондон превращается в столицу мира, но культурную гегемонию сохраняет за собой Париж. В конце XIX — начале XX века, — продолжает он свои рассуждения, — Франция экономически гораздо слабее других стран Европы, но за ней непререкаемое первенство в области живописи и литературы. Италия, а потом Германия, игравшие ведущую роль в музыке, не были при этом ведущими в области экономию! Экономическое преуспеяние Соединенных Штатов не превратило их в законодателей литературного или художественного творчества» [9] F. Braudel. Цит. произв., с. 54.
. Несовпадение экономического пространства и интеллектуальнодуховной сферы и есть одна из основных трудностей: нам нелегко понять, что границы и главные города литературной вселенной, пути и средства общения в ней совсем не схожи с теми, к которым мы привыкли на политической или экономической карте мира.
Читать дальше