Золотая лихорадка выявила не только упорство кабокло в труде, но и их искрометный юмор. Однажды я увидел, как по улице в Порту-Велью идет кабокло, одетый с иголочки, а за ним тянется связка денег.
— Зачем ты так сделал? — спросил я.
— Filho de Deus! ‘Сыне Божий! ’ — начал он (это обычное в Амазонии восклицание, обозначающее иронию). — Я всю жизнь гонялся за деньгами. Теперь я нашел золото, так пусть деньги погоняются за мной!

Еще один образец юмора кабокло встретился мне однажды вечером в городе Умайта на берегах Мадейры. Был еще непоздний вечер, около пол восьмого: еще самое время для passear — прогулки с женой или подругой — или для встречи с друзьями. Было тепло и влажно, но приятно, как в слегка натопленной бане. На маленькой площади собрались люди. Площадь была вымощена щербатыми бетонными плитами и обнесена низкой беленой стеной с верхом из гладкой красной черепицы, на которую можно было усесться. На ней сидели парочки, одетые в безупречно чистые свежевыстиранные белые штаны или шорты и яркие рубашки, которые подчеркивали красоту тренированного загорелого тела. Все что-то ели: мороженое, попкорн, сэндвичи. Разнообразные насекомые: москиты, гнус, шершни, жуки-носороги — облепляли всякий источник света. В стратегически выбранных местах площади, подобно нью-йоркским ларькам с сосисками, были расставлены двухколесные тачки, а рядом с ними горели и переливались светом лампочек набитые углями японские жаровни, на которых готовился кебаб. В тачках были сложены продукты для сэндвичей, которые называются x-baguncas (‘сырная всячина’; на португальском буква X называется «шис», что совпадает с тем, как бразильцы переиначивают английское cheese ‘сыр’). С одного конца площади их продавала старушка, а рядом на бетонных плитах играл с пластиковым грузовичком ее внук. С другого же конца площади расположился его отец. Обе тачки вели бойкую торговлю. Впрочем, и сэндвичи были вкусные: ветчина, картофельное пюре, горох, майонез, сосиска и сыр, все вместе.
Малыш что-то спросил у бабушки. Она ответила: «Нет». Тогда он побежал через площадь к отцу, крича на ходу: «Папа, бабушка говорит, мне нельзя купить колу!» Он явно рассердился на бабушку.
Папа взглянул на него и через секунду предложил решение:
— Ну давай ее убьем, — сказал он, как будто серьезно.
Мальчик в недоумении посмотрел на отца и ответил с жаром:
— Нет, папа, ее нельзя убивать. Это же бабушка.
— Не хочешь?
— Нет! Это же бабушка!
— Ну хорошо, тогда я буду дальше работать.
— Ладно.
И мальчик побежал обратно. Было видно, как папа довольно усмехнулся.
Культура кабокло больше всего повлияла на культуру пираха в области представлений о сверхъестественном, которые распространяются в виде ломаных фраз и словечек на «лингва-жерал» («общем языке», который использовали для контактов по всей Амазонии в ранний период истории Бразилии). Индейцы пираха часто обсуждают верования кабокло и спрашивают о них у меня.
Эти верования — смесь католического вероучения, преданий и мифов тупи и других индейцев, а также макумбы — афро-бразильской религии, похожей на вуду. Кабокло верят в «курупиру»—лесного духа (иные говорят, что в обличье прекрасной женщины), который заводит людей в чащу, потому что у него ступни повернуты назад, и несчастный, идя по его следам, думает, что выходит из джунглей к людям. И еще они верят, что розовый амазонский речной дельфин ночами превращается в человека и соблазняет юных девственниц.
Я помню, как о превращениях дельфина мне рассказывал Годоф-реду. Он поведал мне пространную историю о том, как дельфин, превратившийся в бледнолицего мужчину, но с пенисом дельфиньего размера, сделал ребенка одной несчастной девушке в селении недалеко от Аусилиадоры. Закончив свой рассказ, он спросил:
— Ты в это веришь, Даниэл?
— Ну, я не сомневаюсь, что многие верят, — ответил я.
— Я верю, — сказал он, пытаясь надавить на меня по-дружески, чтобы и я уверовал.
Когда мы познакомились, у Годофреду было две дочери — Соня и Режина. Соня была примерно одних лет с Шеннон, а Режина — с Кристин. Когда Соне было двенадцать — мы в это время жили в штате Сан-Паулу, где я работал над диссертацией в УНИКАМПе, — она и еще одна ее подружка из Аусилиадоры умерли от страшных желудочных колик. По описанию в письме (Годо надиктовал письмо и попросил друга отвезти его на катере в Умайта и отправить по почте оттуда) — рвота каловыми массами, отсутствие стула — мы стали подозревать непроходимость кишечника, хотя это мог быть и ботулизм, и еще много что.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу