Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Народы вроде пираха предлагают нам новые, и очень полезные, альтернативные примеры того, как можно решать вечные и повсеместные проблемы: жестокость, сексуальное насилие, расизм, отношение к больным людям, отношения родителей и детей и так далее. Например, интересно, что ни в одном из амазонских языков, с которыми я работал, нет детского языка — то есть особенной снисходительной манеры говорить с маленькими детьми. То, что у пираха нет детского языка, видимо, объясняется их представлением, что все члены общества равны и поэтому с детьми следует вести себя в общем так же, как с взрослыми. За выживание общины отвечают все, но и община заботится обо всех.

Взглянув более пристально на язык и культуру пираха, мы поймем, что она готовит нам и другие, не менее важные уроки. У пираха нет и следа депрессии, хронической усталости, крайней тревожности, приступов паники и других психических недугов, обычных во многих индустриальных странах. Однако это ровное состояние духа связано вовсе не с отсутствием стрессов, как можно подумать. Полагать, что только индустриальные общества могут порождать сильный стресс или что только в этих обществах возможны психологические проблемы, было бы неоправданным этноцентризмом.

Действительно, индейцы пираха не беспокоятся о том, чтобы оплатить счета в срок, или о том, в какой институт отправить ребенка. Однако они сталкиваются со смертельными болезнями (малярия, нагноение ран, вирусные инфекции, лейшманиоз и многие другие). У них есть любовь и привязанности. Им нужно каждый день добывать еду для семьи. У них высокая детская смертность. Они постоянно борются со змеями, хищниками, ядовитыми насекомыми и другими опасными животными. Им приходится жить под угрозой насилия со стороны чужаков, которые вторгаются на их землю. Когда я приезжаю к ним, мне живется намного легче, чем индейцам, но я все равно понимаю, что мне есть из-за чего волноваться. И интересно, что я и правда волнуюсь, а они нет.

Я никогда не слышал от индейца пираха, что он беспокоится. На самом деле, насколько я могу судить, в языке пираха нет слова «беспокойство». Одна группа исследователей, приезжавших к пираха, — психологи с кафедры нейробиологии и когнитивистики Массачусетского технологического института — отмечали, что не видели народа счастливее, чем пираха. Я спросил их, как можно проверить такое утверждение. Они ответили, что можно, например, измерить время, которое индейцы в среднем проводят смеясь и улыбаясь, а затем сравнить с тем, сколько минут проводят в этом состоянии люди из других стран — те же американцы. Они предположили, что в этом пираха намного опередят кого угодно. За последние тридцать лет я изучил более двадцати изолированных племен в Амазонии, и это необычное довольство жизнью проявилось только у пираха. Многие другие, кого я исследовал, если не все, намного более мрачны и погружены в себя, разрываясь между желанием сохранить свою культурную самостоятельность и приобретать товары из внешнего мира. У пираха этой раздвоенности нет.

Исходя из всего моего опыта общения с индейцами пираха, я думаю, что мой коллега из института был прав. Пираха — необычайно счастливые и довольные жизнью люди. Я, пожалуй, даже готов утверждать, что индейцы пираха счастливее, здоровее и лучше приспособлены к окружающему миру, чем любой мне знакомый христианин или просто верующий человек.

Я бы хотел сказать спасибо тем, благодаря кому мне было о чем написать, и тем, благодаря кому я смог написать эту книгу. В первую очередь я благодарен народу пираха. За эти десятилетия они научили меня многому. Их острый ум, красота, терпение и верная дружба, их любовь ко мне и моим родным изменили мой мир к лучшему.

Далее, я хотел бы поблагодарить сотрудников Бразильского национального фонда по делам индейцев (ФУНАИ) в Порту-Велью, особенно сеньоров Османа и Ромулу, за многолетнюю поддержку моих исследований. Осман и я начали работать с амазонскими индейцами примерно в одно и то же время. Меня всегда восхищала его абсолютная преданность делу индейских народов.

Моя первая жена Керен была со мной почти все те годы, о которых я здесь пишу, и я благодарю ее за эти воспоминания. Шеннон, Кристин и Калеб помогли мне пройти через все испытания живым и здоровым. Без моей семьи не было бы всего того опыта и тех уроков, которые я описал в книге. Изменения, описанные в главе 17, сказались на наших взаимоотношениях, но, как справедливо говорит апостол Павел, любовь превыше прочих чувств.