Розалинда Краус - Переизобретение средства*

Но чтобы вполне постигнуть беньяминовскую концепцию вышедшего из моды, которая сама вызвана к жизни конкретными работами сюрреалистов, и выяснить ее возможную связь с постмсдийным состоянием, которое я пыталась обрисовать, необходимо последовать примеру Беньямина и обратиться к конкретным случаям, в которых устаревшему можно приписать спасительную роль в отношении самой идеи средства. Поэтому я хочу рассмотреть один такой случай, исследовав различные его аспекты — не только его технический (или физический) суппорт, но и конвенции, которые он продолжает развивать. Это исследование с большей живостью, нежели любая общая теория, способно разъяснить нам, каковы, собственно, ставки этого предприятия.

Случай, о котором я веду речь, — это ирландский художник Джеймс Коулмен. Коулмен, чье творчество развивается из концептуального искусства и за его пределы в середине 1970-х, использовал фотографию в форме проецируемых слайдов как почти единственного суппорта для своих работ.

Этот суппорт — серия слайдов, смена которых регулируется таймером и иногда может сопровождаться звуковой дорожкой, — конечно, производен от коммерческого обихода в бизнес-презентациях и рекламе (стоит лишь вспомнить большие дисплеи на вокзалах и в аэропортах) и, значит, строго говоря, не изобретен Коулменом. Но ведь и Уолл не изобретал светящийся рекламный щит, который он принял в качестве суппорта для своей постконцептуальной фотографической практики. В обоих практиках, однако, низкоуровневый, низкотехнологичный суппорт загоняется на службу как способ возвращения к идее средства. В случае Уолла средство , к которому он желает вернуться, подхватив его там, где оно пресеклось в девятнадцатом веке как раз перед тем, как Мане увел бы его по пути модернизма, — это живопись или, конкретнее, историческая живопись. Он хочет повести вперед эту традиционную форму, но теперь уже при помощи сконструированных фотографических средств 14 . Таким образом, хотя деятельность Уолла симптоматична в отношении нынешней потребности пересмотра проблемы средства, ей, по-видимому, свойственна разновидность реваншистской реставрации традиционных средств, столь характерная для искусства 1980-х.

Но о Коулмене не скажешь, чтобы он возвращался к какому-то заданному средству, хотя тот факт, что световая проекция изображений происходит в затененных помещениях, устанавливает определенную связь с кино, а то обстоятельство, что действующие лица на них изображаются в явно поставленных ситуациях, наводит на мысль о театре. Но скорей всего средство , которое, по-видимому, разрабатывает Коулмен, — именно это парадоксальное

столкновение между неподвижностью и движением, производимое статичным слайдом как раз в промежутке перед своей заменой, которая — поскольку Коулмен настаивает, чтобы проекционное оборудование размещалось в одном пространстве со зрителем его работы, — подчеркивается щелчком вращающегося барабана и встающего на место очередного слайда или механическим гулом двойных увеличительных линз проектора, меняющих фокус для создания эффекта наплыва.

Ролан Барт кружил вокруг похожего парадокса неподвижности и движения, когда в своем эссе «Третий смысл» обнаружил, что локализует особенность кинематографического — нечто, что представляется ему гением фильма как средства, — не в каком-то аспекте кинематографического движения, но скорее — парадоксально — в фотографической застылости. Барт в горизонтальной устремленности самого движения видит совокупность влечения нарратива к символической действенности, то есть к разным уровням сюжета, темы, истории, психологии, на которых действует нарративный смысл. В том, что фотографическая застылость может противопоставить этому, Барт с удивлением находит нечто вроде контрнарратива, а именно бесцельный по видимости набор деталей, который как бы меняет направление устремленного вперед импульса диегезы на обратное, разбрасывая связность нарратива, заменяя его горстью рассеянных пермутаций.

Контрнарратив, с его сопротивлением киноиллюзии реального времени, — вот где Барт локализует особенность кинематографического. Являясь функцией неподвижности, контрнарратив, однако, не просто противостоит движению. Скорее, его следует воспринимать в контексте «диегетического горизонта» остальной истории, на котором неподвижный фотоснимок развертывает свое содержание, но в негативном отношении к которому неподвижное способно породить то, что Барт назовет «не поддающимся артикуляции третьим смыслом», или еще «бестолковым» смыслом. Если живопись или фотография