Оливия Кулидж - Золотые дни Греции

Тем временем Филипп представлял угрозу городам на побережье Македонии. Он создал флот и теперь вмешивался в торговлю зерном через Черное море, которое обеспечивало существование Афин. Демосфен выступил с одной из своих великих речей против Филиппа, которые с тех времен известны как Филиппики. Он хотел, чтобы афиняне повернулись лицом к опасности и пошли сами воевать против Филиппа, вместо того чтобы нанимать солдат.

Там, где враги медлили, Филипп действовал быстро. Он был достаточно сообразителен, чтобы постоянно держать афинян в беспокойстве и создавать им проблемы. Он захватил их главную цитадель на севере, продал ее население в рабство и истребил тридцать два афинских города. Пока потоки беженцев текли на юг, Филипп праздновал победу играми и праздниками в Македонии.

Даже Демосфен был вынужден признать, что без помощи городов, находившихся в опасности, война против Филиппа бессмысленна. Филипп же восхищался Афинами и жаждал заключения мира. Демосфен согласился выступить в роли одного из дипломатов. Таким образом, он впервые увидел Филиппа, которому в это время исполнилось тридцать шесть лет. На его теле были видны рубцы от ран, в военных сражениях он потерял глаз, но, как всегда, Филипп оставался энергичен.

Пока власть Филиппа становилась могущественней, другой правитель умер. Властитель Персии Артаксеркс II продемонстрировал свою несостоятельность в управлении империей, которая пришла в полный упадок. Его преемник Артаксеркс III был активнее, так что людям, получавшим выгоду от прежних ситуаций и состояния дел, пришлось стать сдержаннее.

Никого это не раздосадовало больше, чем греков. Лучшие гавани Малой Азии и вся торговля в этом регионе были сосредоточены в их руках. Греки выполняли обязанности сатрапов в качестве секретарей и оплачиваемых официальных лиц. Как солдаты, они поддерживали его власть. Перспектива иметь повелителя, который стремился бы управлять ими, не доставляла им удовольствия.

Недовольство Персией, рассказы возвратившихся из похода десяти тысяч подогревали страсти. Греки хотели править Малой Азией, а возможно, и всей Персидской империей. Национальная война против Персии объединила бы греков, как это произошло в те великие времена, когда Афины и Спарта выступили вместе против Ксеркса.

Кто способен возглавить их сейчас? Кто имеет власть, кроме Филиппа? Знаменитый афинский деятель Исократ, которому в то время исполнилось девяносто лет, просил Филиппа об этом в письме. Наемные солдаты, участники всех греческих споров, были настоящим проклятием времени. Все беспорядки исходили от них, их армии сжигали и уничтожали все на своем пути. Только Филипп мог вывести их из Греции и, победив Персию, оставить в качестве аванпостов империи на востоке.

Но Филипп понимал и то, что греческие государства не признают его руководство до тех пор, пока он не станет их главой. В 338 году до н. э. новая вражда разгорелась в Дельфах, и Филипп был приглашен оказать влияние на ситуацию. Тогда Фивы были на его стороне, и никто не мог препятствовать ему. Пройдя ускоренным маршем Фермопилы, он скоро оказался в сорока милях от Фив и в семидесяти пяти от Афин.

Встревоженные афиняне послали Демосфена убедить граждан Фив вступить в альянс. Филипп тоже послал гонцов, но они оказались бессильны против пламенных речей его главного врага. Фивы и Афины стали друзьями и объединили армии против Филиппа.

Второго августа 338 года до н. э. противники встретились на равнине Херония. Воины Фив были на правом фланге, где им противостояли лучшие отряды Филиппа под командованием его сына Александра. У самого Филиппа было столько боевых ранений, что он хромал, одна его рука бездействовала, и к тому же он потерял глаз. Его армия располагалась на удобном возвышении против левого фланга афинян. Филипп дал своим воинам приказ отступить перед афинянами, которые ринулись преследовать их и, переместившись на более низкое место, потеряли все свое преимущество. Теперь победоносные воины Македонии могли нанести удар в центр, который удерживали отряды небольших участвовавших в сражении государств и наемных солдат. Тысяча афинян полегла на поле боя. Две тысячи были захвачены в плен. Остатки армии, включая Демосфена, спаслись бегством через холмы.

Победа при Херонии сделала Филиппа хозяином Греции. Он знал это и, торжествуя, в тот вечер отплясывал варварский победный танец среди тел убитых. Толпа пленных афинян стояла рядом. Демад едва не поплатился жизнью за то, что выкрикнул: «Не стыдно ли великому победителю изображать из себя пьяного шута?» Но Филипп, хотя и варвар наполовину, все же был и греком. Он ушел в свою палатку, убрал вино и даровал Демаду свободу.