I. Литературный текст и тайна
(К проблеме когнитивной поэтике)
1.1.1.
В самом первом приближении к проблеме таинственного естественно сказать, что оно являет собой такой мир, в который трудно попасть, который «прикрыт», замаскирован окружающей его средой. Если в этом наивном определении есть доля правды, то таинственное равно исключительному.
Какова природа исключительного?
С логической точки зрения элементы подмножества, составляющие исключение (М exkl) в том или ином множестве ( М ), обладают, во-первых, тем же самым признаком ( т ), что и все множество, и, во-вторых, собственным признаком ( anti-m ), контрастирующим с тем свойством, которое распространяется на данное целое:
М exkl (m, anti-m) Ȼ М (т),
где Ȼ обозначает одновременную принадлежность и непринадлежность элементов к некоей области значений. Таинственное, таким образом, двулико, имеет явную и скрытую стороны: оно выступает для внешнего наблюдателя в качестве совпадающего с целым, к которому оно принадлежит, а для внутреннего — прежде всего как противостоящее этому целому. Собственно говоря, только при наличии таинственного мы и вправе различать внешнюю позицию наблюдателя (которому дано лишь множество М (т)) и внутреннюю позицию (которая расположена в пределах подмножества М exkl (m, anti-m)). А.-Ж. Греймас и Ж. Курте эксплицировали таинственное как сложение: «бытие» + «непоявление» [10] A.-J. Greimas. J. Courtès. The Cognitive Dimension of Narrative Discourse. — New Literary History, 1976. Vol. VII. № 3, 440.
, т. е. как присутствие в отсутствии. Между тем спрятанное от нас все же является нам — как другое, чем оно само. Его нет там, где есть маскирующий его феномен. Таинственное — не praesentia in absentia, но иноприсутствие.
Отождествляя таинственное с исключительным, мы солидаризируемся с Ж. Деррида [11] Jacques Derrida, Fors. — In: Nicolas Abraham et Maria Torok, Le verbier de I’homme aux loups. Anasémies I, Paris, 1976 — цит. no: N. А., М. Т., Kryptonymie. Das Verbarium des Wolfsmanns, übers. von W. Hamacher, Frankfurt am Main, 1979, 7–58.
. Вот что нам хотелось бы прибавить к уже продуманному им. Если таинственное и исключительное одно и то же, то следует отграничить таинственное от ближайших к нему категорий: от неизвестного-в-себе, у которого вообще нет точек соприкосновения с известным и в которое, следовательно, невозможно, а не просто трудно, попасть, и от иллюзорного, которое внешне равно известному (как и таинственное), но при этом извнутри пусто, не скрывает специального признакового содержания. Иллюзорное не контрарно (как таинственное) тому множеству, в которое оно встроено, но контрадикторно ему. Иллюзорное псевдотаинственно. В противоположность таинственному-исключительному неизвестное-в-себе подразумевает пустое пересечение с уже известным:
М (т) ∩ М incogn (т 0) = Ø,
а иллюзорное — ложное совпадение с известным:
М (т) ≠ М simulacr (m, m 0).
Неизвестное-в-себе — предмет апофатики в самых разных ее проявлениях; оно сказуемо лишь как несказуемое: сказуема здесь мотивировка несказуемости. Познание открывается себе в этом случае в виде автотеличной аргументации. То, что доказывает апофатика, есть абсолютная сила доказательства, способного быть приложенным даже к тому, что никак не поддается постижению.
Концептуализация иллюзорного означает его разоблачение, или, если воспользоваться термином Ж. Деррида, ставшим расхожим, его деконструкцию, которая приобрела в последнее время не подобающий ей титанический размах, поработив себе, взяв за материал едва ли не всю историю культуры, предшествовавшую — повсюду подозревающему симулякры — постмодернизму [12] Ср. о соотношении апофатики и деконструкции: Jacques Derrida, Comment ne pas parler. Dénégations (1987) — цит. no: J. D., Wie nicht spreehen. Verneinungen, übers. von H-D. Gondek, Wien, 1989, passim.
. Разоблачение иллюзорного имеет конечным познавательным результатом признание релевантности лишь за очевидным, за доступным для созерцания (Ж.-Л. Нанси довел философию Ж. Деррида до ее крайнего предела), ибо неочевидна для этого гносеологического подхода одна, демистифицируемая им, бессодержательность.
Таинственным занимается криптология (которая отчасти — в качестве формальной теории шифров (криптографии) — является математической дисциплиной [13] См., например: Walter Fumy, Hans Peter Rieß, Kryptographie. Entwurf, Einsatz und Analyse symmetrischer Kryptoverfahren, 2. Auflage, München. Wien, 1994, passim.
). Апофатика опирается на предпосылку, состоящую в том, что аргументирующий (ради аргументации) субъект не способен проникнуть в свой предмет. Деконструкция исходит из положения, в соответствии с которым познаваемое в его иллюзорности не имеет собственной ценности (каковой сполна обладает при этом познающий). Криптология делает познающего и познаваемое равнозначными. Субъект гносеологического акта в криптологии только тогда успешен, когда он взирает не на интересующий его предмет, но из него. Поскольку в процессе разгадки тайн происходит слияние познающего и познаваемого, стирание дистанции между ними, постольку криптология продолжает романтическое шеллингианство (к которому мы еще не раз вернемся на протяжении нашей работы).
Читать дальше