Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

Вернувшись домой, Пастернак тем не менее повесил на парадной и боковой дверях в Переделкине таблички на английском, французском и немецком языках: «Пастернак не принимает [747] Ивинская. В плену времени, 341. , ему запрещено принимать иностранцев». Зинаида также продолжала настаивать, чтобы он не принимал иностранцев. «Нужно прекратить принимать эту шваль [748] Зинаида Пастернак. Воспоминания // Борис Пастернак. Второе рождение, 378. , — говорила она, — и впредь они перешагнут порог дома только через мой труп».

После того как таблички разобрали на сувениры, повесили другие: «Журналисты и прочие, пожалуйста, уходите [749] Conquest, Courage of Genius, . Я занят». Когда на Пасху Пастернака навестила журналистка Патриша Блейк, Пастернак беседовал с ней, стоя на верхней ступеньке крыльца; он не пригласил ее в дом.

«Пожалуйста, простите меня за ужасную грубость, — сказал он и объяснил, что у него серьезные неприятности и ему запрещено принимать иностранцев. Хотя Блейк нашла его «поразительно молодым» для шестидесятидевятилетнего человека, ее потрясла огромная усталость у него на лице, в его осанке. Когда она покинула дачу, за ней к станции следовали «люди в штатском». К шведскому профессору Нильсу Оке Нильссону еще на станции подошел агент и велел возвращаться в Москву. Вынужденная изоляция усугублялась еще и тем, что Пастернаку запретили посещать массовые мероприятия в Москве. Круг его друзей сильно сократился, продолжалась слежка; агенты КГБ записывали имена гостей, которые приехали к нему на день рождения на дачу.

Попытки ЦРУ эксплуатировать [750] CIA, Memo to Acting Chief, Soviet Russia Division, 18 ноября 1958; Memo to the Chief, Psychological and Paramilitary Staff, 21 ноября 1958; Memo to CIA Director, 21 ноября 1958; Dispatch from SR Chief, 17 декабря 1958. «Доктора Живаго» возобновились с новой силой после скандала вокруг Нобелевской премии. ЦРУ по-прежнему старалось контрабандой доставить «Живаго» на русском языке в Советский Союз; кроме того, продолжались покупки издания на английском языке для его бесплатного распространения. Сначала сотрудники ЦРУ раздавали роман только негражданам США, которые ехали в Советский Союз — и предпочтительно летели на самолете, а не ехали на поезде. Было установлено, что авиапассажиров обыскивают не так тщательно. На тот случай, если их задержат и обыщут, туристам велено было говорить, что они купили книгу у русского эмигранта или получили на Брюссельской выставке; таким образом, ввоз книги никак не связывался с правительством США.

Когда буря из-за Нобелевской премии утихла, в ЦРУ решили, что другие ветви правительства США, а также туристы из Соединенных Штатов, могут открыто принимать участие в распространении книги. Там подсчитали, что прежняя секретность, окружавшая роман для того, чтобы избежать «личных репрессий против Пастернака», утратила свой смысл.

«Интерес к книге во всем мире [751] CIA, Memorandum for the Record, 27 марта 1959. и заявления самого Пастернака показали, что его положение не ухудшилось, — утверждалось в официальном меморандуме ЦРУ. — Иными словами… использование «Доктора Живаго» не принесет Пастернаку больше вреда, чем он уже навредил себе сам». Вскоре после этого отдел Советской России предупредил, что направляет морем в Европу партию «Доктора Живаго», вышедшего в Издательстве Мичиганского университета, чтобы американцы, едущие в Советский Союз из Европы, тоже могли провозить с собой роман: «Будет вполне естественно для американца [752] CIA, Memo from the Chief, Soviet Russia Division, 8 апреля 1958. , который говорит или читает по-русски, везти с собой и читать книгу, занимающую последние три месяца верхнюю строчку в списке бестселлеров».

ЦРУ также разработало подробные указания для своих агентов: туристы должны заводить разговор с советскими гражданами о литературе и «Докторе Живаго».

«Мы считаем, что «Доктор Живаго» — превосходный трамплин [753] CIA, Memo from the Chief, Soviet Russia Division, 9 апреля 1959. для обсуждений с Советами на тему «Коммунизм против свободы слова», — писал в служебной записке Джон Маури, глава отделения Советской России, в апреле 1959 года. — Туристы должны быть готовы обсуждать со своими советскими знакомыми не только основную тему самой книги — призыв к свободе и достоинству отдельного человека, — но и положение отдельного человека в коммунистическом обществе. Все дело Пастернака — поистине трагический, но и классический пример системы контроля за мыслями, которую всегда поддерживала партия, чтобы сохранять контроль над интеллигенцией. Подобно запретам, цензуре и идеологическим указам партии относительно писателей и художников, запрет этой книги — еще один пример средств, к которым должен прибегать режим, чтобы управлять умами советских людей. Это отражение некультурности, интеллектуального варварства и культурного бесплодия, характерных черт закрытого общества».