Александр Мещеряков: Традиционная Япония: обязанности взрослых и радости старцев

Будучи конфуцианцем, Кайбара Экикэн не верил в бессмертие, он утверждал, что не имеет смысла тратить отпущенное человеку время на ламентации по поводу краткости жизни, глупо проводить жизнь в озлобленности и печалях. «С весны до конца года время летит, как стрела из лука, и не остановить его. И время, и год — из той же быстрой породы. Потому и говорят: время летит стрелой, как лунно–солнечный свет. С приближением старости годы бегут все быстрее. Не успел оглянуться — а тебе уже пятьдесят минуло. А если уж после первых пятидесяти лет прожил еще пятьдесят и достигнул ста, годы полетят еще быстрее к самому своему концу. А потому оставшуюся малость лучше прожить, пребывая в радости. И уж совсем глупо проводить время в стенаниях, печалях и горестях. Каждый год расцветает цветок — каждый год он похож на себя самого. Но человек меняется с каждым годом. Старость копится, и даже в течение одного года человек становится все дряхлее. Не стоит сетовать, что сегодня ты не таков, как вчера, а завтра ты станешь не таким, как сегодня. Если поймешь это, то не станешь клясть судьбу, а станешь беречь свое время и не проведешь ни дня в бессмыслии. На закате дня не проси рассвета. Лучше в середине каждого дня подумай, как проведешь его остаток».

Что до смерти, то она есть естественный этап существования, а все, что естественно, не может трактоваться как печальное.

«Старость подобна солнцу, клонящемуся к закату. Когда смерть близко, смирись с судьбой, пойми, что печалиться не о чем. В «Книге перемен» говорится: если разбиваешь горшок и не жалуешься, то тогда и с приходом глубокой старости не впадешь в печаль. Горшок — вещь доступная, разбил — не горюй. Плач о старости — это плач о заходящем солнце. Но если старость и приближение смерти — это заходящее солнце, то это есть всегдашний природный закон. И печалиться здесь не о чем. Сетовать на старость, проклинать смерть — не знать, как устроен мир. Познай свою долю. Тао Юань–мин [10] Тао Юань–мин (365–427) — знаменитый китайский поэт. свидетельствует: «Утром рождаются человеколюбие и справедливость. Вечером они умирают. Чего же еще пожелать?» С древних времен еще не нашлось человека, который бы не умер. Если не знаешь, что такое жизнь, и не доверяешься воле Неба, тогда и страданий много.

Человек сделан не из железа или камня, его жизнь заканчивается смертью. Тело не может родиться дважды, а потому следует радоваться, пока оно пребывает в этом мире. Старики любят делать одно и то же, плести один и тот же невод. Драгоценными утрами и вечерами наставляй свое сердце, по–дружески учи радости других. Будет искренне жаль, если ты или другой человек не познает данную с рождением радость, не распорядится своей жизнью, как то следует, и проведет ее в гниении и без всякого толку. Утром открылся тебе Путь, ты стал человеком, вечером умер… Так о чем здесь жалеть?»

Не веря в бессмертие, Кайбара Экикэн тем не менее верил, что с обретением радости жизнь будет казаться длиною в «тысячу лет». В подтверждение своей мысли (или ощущения) Кайбара Экикэн цитирует популярнейшего в Японии китайского поэта Бо Дзюйи (772–846), который говорил: «Продление своих лет — искусство. Если сердце покойно, то и годы длинны. Еще он сказал, что для человека несуетливого дни и месяцы тянутся дольше. В стихах же Су Дун–по сказано так: если усядешься бездельно и тихо, то день обернется двумя, а если принять жизнь человеческую за семьдесят лет, то тогда она вытянется до ста сорока лет — так получается, что утишенное сердце делает твои дни длиннее». Японец Кайбара Экикэн вторит китайским авторитетам: «Если располагаешь досугом, успокой и утишь свое сердце, растяни свои дни, прекрати суетиться. В особенности это справедливо для стариков, у которых жизни осталось мало и время для них бежит все быстрее. Жалея об уходящем времени, им пристало растягивать день — в десять, месяц — в год, год — в десять, и радоваться тому. Не пристало им напрасно проживать дни и месяцы, а потом сожалеть о том».

***

Жизнь японца в традиционном обществе членилась на несколько этапов. Каждый из них считался необходимым условием полноценного бытия. Беззаботное детство сменялось подготовкой подростка к взрослой жизни с ее ответственностью по отношению к родителям, детям, сюзерену, профессиональной корпорации. Высшим идеалом являлись служение и долг, от надлежащего исполнения которых и возникало ощущение ненапрасности бытия. В это время предписывалось подавлять личные желания. В преклонных же годах человек получал право распоряжаться своим телом, а обязанности сменялись правом на «радость», которая выступала в качестве характеристики, применимой только к старости.