Уже несколько месяцев, как мой «рено» вышел из строя из-за сгоревшего подшипника. Я пользовался бывшим в употреблении маслом, полученным по ленд-лизу, которое продавали после использования на военном заводе. Мой двигатель не перенес его, и я был вынужден пользоваться обычными средствами транспорта для поездок в церковь и по вызовам, которых становилось все больше и больше. И хотя Джек Морган предложил мне свой автомобиль, я старался не пользоваться им. Я ездил трамваями, автобусами, метро и ходил пешком с моей черной кожаной сумкой. Часто в ней были лекарства, полученные от доброго капитана Фредерика Ланга (сейчас он контр-адмирал) для моих больных прихожан. В то время требовался рецепт от «профессора медицины» даже для покупки двух таблеток аспирина сомнительной химической чистоты и лечебного эффекта.
В конце октября 1945 года пришла телеграмма, сообщающая о предстоящем приезде моего преемника. Джек Морган заехал за мной, и мы отправились в аэропорт встречать нового американского капеллана. Вскоре после его приезда посол США Уильям Гарриман пригласил нас обоих на ланч в Спасо-Хаус. Во время приема посол спросил меня, скоро ли я уеду домой. Ввиду того, что мое разрешение на проживание было действительно до 6 июня следующего года, я не чувствовал настоятельной необходимости уезжать немедленно, как, видимо, того хотел посол. На мое замечание, что я могу оставаться до назначенной даты, он ответил: «Этого нет в соглашении». Мне пришлось объяснить, что я должен ввести отца Лабержа в курс дел в церкви и ознакомить его с особой миссией, которая будет ему поручена.
Было согласовано, что я останусь на неопределенное время, за которое я подготовлюсь к отъезду в США. Первым делом я заполнил анкеты для получения выездной визы, как и следовало ожидать, с этим не было никаких проблем. По определенным личным причинам я попросил, чтобы моя виза начала действовать с 24 декабря. Вскоре я получил мой американский паспорт, проштампованный советской выездной визой, действительной для проезда через любую западную границу. В то время можно было лететь только через «Интурист» самолетами «Совфлота». Ни один иностранный коммерческий самолет не летал над СССР, Советы имели монополию на все пассажирские рейсы. В особых случаях пролет разрешался самолетам Британии, Франции или США, если на борту находился посол или другая высокопоставленная персона.
Что же до меня, мои русские знакомые, прошедшие через НКВД, много раз предупреждали меня, что когда их расспрашивали обо мне, то им говорили, что я не выберусь живым из страны. Я слишком много знал и слишком много видел. Во время одного из таких допросов одна девушка сказала офицеру, ведущему расследование: «Он американский гражданин и может выехать из страны когда захочет». Офицер ответил, усмехнувшись: «Мы терпеливы. Рано или поздно мы доберемся до него». Другую женщину арестовали второй раз и поместили в одиночную камеру Лубянки только потому, что нашли у нее Священное Писание. Ее увидели в церкви Святого Людовика и обвинили в передаче мне экономической информации для спецслужб США. Я проходил по их ведомству как профессиональный шпион. Женщине сказали, что они никогда не позволят мне благополучно уехать, что у них на меня заведено большое дело и мне не удастся выскользнуть из их рук.
Русский подросток, помогавший мне в церкви Святого Людовика, несмотря на мой совет этого не делать, тоже имел серьезные проблемы с НКВД. Его не могли арестовать по возрасту, но два агента НКВД отправились в его школу, чтобы «потолковать с ним». Они не возражали, чтобы он посещал церковь при условии, что он будет доносить на меня, информируя о том, кто приходит ко мне в ризницу и о чем я говорю с ними. Они говорили ему, что если он любит свою страну, то не может отказаться от секретной службы. Ему тоже сказали, что я профессиональный шпион на службе правительства США. Мальчик чистосердечно обо всем рассказал мне. Когда он вырос, он пошел служить в армию. Интересно, что в конце службы он поправлял здоровье в госпитале Ливадийского дворца, где позже проходила Ялтинская конференция.
Тем временем, готовясь к отъезду, я хотел провести еще одно Рождество с моей паствой. Была середина ноября, и я надеялся, что кто-нибудь из моих иностранных прихожан будет мне попутчиком по дороге домой. У меня было непреодолимое предчувствие угрожающей мне опасности, и я был наслышан о многих «несчастных случаях» со смертельным исходом, происходивших с людьми, которые мешали или слишком много знали. Например, маршал Сикорский [192] Маршал Владислав Сикорский погиб 4 июля 1943 года. — Прим. сост.
погиб в авиационной катастрофе, как и генерал Леклерк [193] Генерал Жак Филипп Леклерк погиб 28 ноября 1947 года. — Прим. сост.
; генерал Паттон [194] Генерал Джон Смит Паттон погиб 21 декабря 1945 года. — Прим. сост.
был сбит насмерть грузовиком. Все эти военные люди продвигали идею о том, что коммунизм должен быть остановлен. Бывший офицер армии США говорил мне, что задолго до своей гибели генерал Паттон сказал, выступая перед солдатами Третьей армии: «Мы справились с коричневорубашечниками национал-социализма и чернорубашечниками фашизма. Теперь надо, чтобы исчезли рубашки третьего цвета в Москве». После этого при странных обстоятельствах с ним произошел несчастный случай.
Читать дальше