Александр Андреев: Оккультисты Лубянки

В 1996 году в своей книге «Питерские прокураторы», где шла речь о руководителях ВЧК-КГБ города и области, я упоминал и Глеба Ивановича Бокия — заместителя Урицкого с 10 марта по 1 сентября 1918 года и председателя ПЧК в период с 1 сентября и до 8 октября того же года.

После выхода этой книги в свет я натолкнулся на ряд публикаций в печати о Бокие лишь негативного характера. Меня возмутило такое одностороннее толкование его жизни и деятельности, и я решил познакомить читателя с новыми материалами, которые мне удалось обнаружить, главным образом, в различных архивах. Об этом было рассказано в книге «Искушения чекиста Бокия. Вечный революционер», изданной в 2001 году. Отклики на эту книгу и появившиеся у меня новые материалы дали возможность продолжить тему Бокия: был ли он масоном, с какой целью предпринимались попытки организовать экспедицию в Шамбалу, деятельность Спецотдела.

Так появилась книга «Глеб Бокий — революционер и чекист». На примере Глеба Бокия — читатель, полагаю, ощутит всю противоречивость того времени и необходимость всесторонней оценки происходивших тогда трагических событий.

В середине 1937 года, когда уже прошла вереница политических процессов, а впереди маячили новые еще более страшные, началось истребление опытных чекистских кадров. Существует множество различных версий о причинах подобных акций, но анализировать их здесь мы не будем.

В первой волне расстрелов оказался один из ответственных руководителей НКВД, бывший член Коллегии ВЧК-ОГПУ Глеб Иванович Бокий. Вплоть до своего ареста он возглавлял созданный им еще в 1921 году по указанию В.И. Ленина Спецотдел, который занимался разработкой и применением технических средств в разведке и контрразведке. Эта служба не использовалась ни при арестах, ни в следственных мероприятиях.

Мне довелось соприкасаться с теми, кто во времена массовых репрессий работал в органах государственной безопасности, и с теми, кто сам прошел через карательные жернова. Я просмотрел в архивах множество документов по данному вопросу, участвовал сам в пересмотре следственных дел и попытался представить, как могло все происходить тогда. В полной мере это относится и к нашему герою.

В тот поздний июньский вечер 1937 года Глеб Иванович Бокий сидел, как обычно, в своем кабинете, наклонившись над раскрытой папкой, работал с документами из поступившей почты. Когда зазвонил прямой телефон наркома, он встрепенулся и моментально поднял трубку.

— Здравствуйте, Николай Иванович, — первым поздоровался Бокий.

— Глеб Иванович, зайди ко мне, — скороговоркой произнес Ежов. И все. Послышались короткие гудки.

Сопоставив ряд событий, произошедших совсем недавно, Бокий пришел к неутешительным выводам. Ведь не случайно пустота вокруг него день ото дня все больше расширялась. Словно по заранее разработанному плану исчезли неведомо куда сначала далекие знакомые, затем близкие коллеги и друзья. Венцом стало сегодняшнее утро, когда он обнаружил за собой слежку — признак близкой развязки, и, наконец, этот неожиданный телефонный вызов Ежова. Его ждал арест.

Он закрыл сейф, еще раз осмотрел ящики стола, взглядом окинул кабинет и не спеша отправился навстречу судьбе. В приемной наркома царила пустота, отсутствовал даже секретарь. Тишина давила. Бокий вошел в кабинет. Ежова на месте не было, там находился его заместитель Вельский, а справа и слева у стен на стульях сидели два сотрудника в милицейской форме.

— Бокий, ты арестован, — заявил Вельский. Чекисты вскочили с мест, подошли к Бокию и обыскали его. «Ну, это мой тринадцатый и, похоже, последний арест», — как о чем-то постороннем, подумал Бокий. Он заложил руки за спину и уставился на Вельского, прошептав:

— Вас ждет такая же участь. — В его словах не было злорадства, лишь утверждение неизбежного. «Нет, нет», — говорили широко открытые, наполненные ужасом глаза заместителя наркома. Он крикнул:

— Везите его в Лефортово!

— Есть, — отвечали офицеры.