Андрей Кондрико - Система казачьего самоуправления в рамках российской государственности на примере Запорожской Сечи в середине XVII – конце XVIII вв.

Во время богослужений атаман занимал в храме особое место – «стасидию» из резного дерева, окрашенного в зеленый цвет. На имя кошевого атамана направлялись не только царские и королевские, но и церковные грамоты. Священнослужители Запорожской Сечи, а также сами казаки присягали избранному кошевому [164]. Любой священнослужитель сечевого храма, мог быть по требованию кошевого немедленно удален из Коша и заменен более подходящим. Когда кошевой атаман находился в Сечи, над его станом поднимался белый стяг и опускался при его отсутствии. Так же белый флаг спускали и над свежей могилой сечевика. Такой же обычай просматривается во многих рыцарских орденах [165].

Изучение регалий и знамен Запорожского Войска приводит к выводам, которые идут вразрез с утверждением о том, что запорожцы представляли собой дикую свору босяков, не руководимых никакими моральными законами. Права на регалии запорожцев подтверждались королями Речи Посполитой, Рюриковичами и Романовыми, крымскими ханами. Эти регалии почитались как воинские святыни и хранились в войсковом храме. Тот факт, что Запорожский Кош, помимо общевойсковых знамени и печати, имел также куренные прапоры и иные клейноды, приравнивал его членов, по крайней мере, к кавалерам-баннеретам рыцарской иерархической пирамиды. Свои регалии запорожцы называли «клейнодами». Это слово в Речи Посполитой означало герб и акт на дворянский титул.

Для западных орденов характерна закрытость . Тогда как вход и выход из Сечи не был затруднен . Назначенного времени нахождения в Сечи не существовало. Многие казаки, не имея потомства, привлекали к себе для воспитания мальчиков разного происхождения и национальности. В наказе казакам-депутатам 1767 года был даже официально отмечен охотный прием детей. Чаще всего это были круглые сироты. Были часты случаи приманивания малолетних, привода казаками своих крестников на воспитание. Все это, а также учреждение школы на монастырском подворье у Покровского собора, указывают на то, что если в основании Коша и не лежал религиозно-политический союз для воспитания юношей, то за время своего существования Сечи эта традиция постепенно развивалась. По поручительству сечевиков подростки из крестьян принимались в Сечь. Их отпускали по первому требованию родителей [166]. Существовали так же случаи похищения детей, носившие ритуальный характер, обусловленный тем, что по обычаю предпочтением пользовались дети иноверцев: католики, евреи, мусульмане – захваченные на войне с целью их призыва из «еретиков» в православную веру.

Институт «молодчества» , существовавший в Запорожской Сечи, можно соотнести с пажеским званием в рыцарской среде или с чином послушника в монашеской среде. Ведя целомудренную жизнь, кандидат в сечевики должен был прослужить около четырех лет на Сечи и при этом выказывать необходимую воинскую удаль. Ритуальная смерть и его воскресение в ином качестве для кандидата в рыцари по западным рыцарским обрядам сопоставимы с торжественной встречей нового запорожца в курене, где ему предстояло служить. На Западе молодого оруженосца укладывали в постель и накрывали белым саваном, обозначая смерть для скверн мира сего [167]. Новому казаку куренной атаман отводил место в 3 аршина длины и 2 ширины со словами: «Ось тоби и домовина, а як умреш, то зробим ще коротшу» [168].

Важным свидетельством того, что вступление в запорожское товарищество напоминало приобщение к рыцарскому братству, являются и два других традиционных ритуала: перемена имени и внешнего облика . При вступлении в братство казак получал новое уничижительное, а иногда и вызывающее имя: Бородавка, Вовк, Гнида, Задерихвист, Корж, Лупынос, Махина, Не-Рыдай-Мене-Маты, Непийпиво, Рогозяный-Дид, Свербыгуз, Святоша, Сиромаха, Шмат и др. Этим выказывалось полное презрение к миру, который покидал запорожец [169]. Так же менялся и внешний облик сечевика. Казак брил голову, оставляя на макушке небольшой чуб – «оселедец», который, как знак достоинства, носил с левой стороны, за ухом. Как символ знатности и принадлежности к воинскому сословию, Э. Бондарь определяет родственность знаменитой прически запорожцев с прической князя Святослава Игоревича, с чубами (кшикхами) индийских кшатриев, хеттов, древних армян, старомонгольских воинов [170]. Этот обряд аналогичен монашескому постригу, характерному для православной традиции. Д. И. Эварницкий отмечал сходство распущенного чуба с овечьим хвостом [171], что символизировало евангельское овечье стадо. Это примечательно еще тем, что Запорожская Сечь, как уже отмечалось, была организована по типу пастушьего кочевья.