Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Формальным поводом к провозглашению идей, известных сегодня под именем доктрины Монро, стали переговоры с Россией по освоению северо-запада американского континента. Другим столь же важным поводом стали конфиденциальные беседы нового английского министра иностранных дел Джорджа Каннинга (1770–1827) с американским посланником Ричардом Рашем в августе – сентябре 1823 г. Каннинг предложил Соединенным Штатам стратегический союз и совместные действия в Южной Америке. Таким образом искусный дипломат Каннинг намеревался вовлечь Соединенные Штаты (не говоря уже о бывших испанских колониях) в фарватер английской политики [737]. В октябре 1823 г. он получил от французского посла заявление, которое вошло в историю как «меморандум Полиньяка»: дипломат обещал, что его страна не будет вмешиваться в отношения Испании с ее (бывшими) владениями. Англия была, по сути, единственной державой, действительно способной на активные действия в Новом Свете. На наш взгляд, именно стремление сохранить независимость от бывшей метрополии в проведении внешней политики было все же главнейшей причиной доктрины [738].

Непосредственного влияния на политику США доктрина Монро в первые десятилетия после ее провозглашения оказывать не могла (да и само свое название она получит лишь в 1850 г. в связи с обсуждением договора Клейтона – Булвера, определившего совместное англо-американское освоение зоны будущего Панамского канала). Лишь во время североамериканской экспансии 1840-х гг. доктрина Монро получит свое реальное выражение в доктринах Тайлера и Полка. Значение доктрины в рассматриваемый нами период заключалось в ином: она служила, повторим, «объединенной (combined) системой политики», выражением концепции национальных интересов Соединенных Штатов. Доктрина Монро стала плодом общих усилий, ее положения, по сути, носились в воздухе. Свой вклад в оформление тех идей, что нашли свое лаконичное выражение в доктрине Монро, внесли Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон, Джон Куинси Адамс, Генри Клей и многие другие известные и забытые политики и публицисты.

Обсуждение доктрины Монро неотделимо от вопроса, готов ли был Священный союз вмешаться в войну Испании с американскими колониями. Сегодня историки хорошо знают, что такая интервенция никогда не планировалась [739]. Но североамериканские политики не имели возможности участвовать в тайных конференциях Священного союза и не были осведомлены о том, что сегодня известно исследователям.

Судя по разнообразным источникам, слухи о готовящейся интервенции возникали дважды: в 1817–1818 гг. в связи с подготовкой и проведением Ахенского конгресса, этой первой встречи Священного союза, и в 1823 г., после Веронского конгресса, за которым последовало подавление французскими войсками испанской революции.

Впрочем, еще в 1816 г. газеты перепечатывали эмоциональную статью Альвареса де Толедо, готовившего тогда в Новом Орлеане экспедицию против замиренной Мексики. «Они уже вынашивают крестовый поход против свобод рода человеческого в Западном полушарии… Прогресс свободы в Новом Свете тревожит европейских властелинов», – восклицал революционер-авантюрист [740]. В конце 1817 г. сообщение о якобы существующих планах подавить испанские колонии опубликовал “National Intelligencer” [741]. Португальский посланник аббат Корреа да Серра, явно стараясь запугать Адамса, также намекал, что европейские державы готовы вмешаться в борьбу Латинской Америки и что Россия готовится обзавестись солидным форпостом в Западном полушарии [742].

Критиковавшие политику Монро – Адамса сторонники скорейшего признания Латинской Америки, такие как Иезекия Найлс, не верили в замыслы интервенции [743]. И Брэкенридж, и Скиннер (Лаутаро) считали, что Европа не решится на такое безрассудство [744]. Анонимный памфлетист думал, что интервенция будет невыгодна не только либеральной Англии, но и континентальным державам [745]. Судья Блэнд говорил властям Буэнос-Айреса, что континентальной Европе просто выгодна независимость Южной Америки [746]. В статьях в “Aurora” (июнь 1817 г., март-апрель 1818 г.) Дуэйн подчеркивал внутреннюю слабость европейских монархий, призывая помогать революционерам Западного полушария [747].

Не верил в возможность вторжения армий Священного союза в Новый Свет и Клей. Это, утверждал он в своей знаменитой речи о признании Латинской Америки, никак не может быть твердо обосновано юридически и просто невыгодно всем европейским державам, заинтересованным в свободной торговле с Новым Светом (особенно Англии). Революция в Западном полушарии не представляет угрозы идейным основам Священного союза из-за огромного расстояния, разделяющего континенты: «Государства, как люди, не очень сильно ощущают и редко противостоят угрозам, далеким либо во времени, либо в пространстве. Об Испанской Америке огромному большинству населения Европы почти ничего не известно». Клей обращал внимание на существующие разногласия (в частности, антианглийские настроения даже среди французских роялистов) в Священном союзе, чье единство сплачивала борьба против общего врага – Наполеона. Затем Союз стал, по сути, номинальным, так как объединенные действия стали невозможными. Вывод Клея ясен: он «не верит в химеру крестового похода против независимости страны, чье освобождение будет существенно содействовать интересам всех европейских держав» [748].