Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Португальский король Жуан VI считал «американцев Юга, а также и Севера» естественными союзниками Бразилии. Еще в 1819 г. адмирал Пинту Гедеш предложил создать «Американскую лигу», «без согласия которой ни одно европейское государство не могло бы сохранять свои колонии в Америке». В 1822 г., после провозглашения Педру I (1822–1831) бразильской независимости, глава правительства Жозе Бонифасиу де Андрада (1763–1838) поручил консулу в Буэнос-Айресе проверить почву для заключения «договора об оборонительном и наступательном союзе между всеми государствами американского континента» [777].

Сразу после установления американо-бразильских отношений в 1824 г. ее представитель Жозе Силвештр Ребелью (ум. в 1844 г.), основываясь на положениях доктрины Монро, предложил Соединенным Штатам заключить с Бразилией союз [778]. После президентских выборов Ребелью вновь стремился убедить уже нового государственного секретаря в пользе такого союза, опять приводя в доказательство выдержки из послания Монро от 2 декабря 1823 года [779]. Примечателен ответ Генри Клея: вчерашний противник актов о нейтралитете, он ссылается на несовместимость такого союза с как раз твердым нейтралитетом США. Если Бразилия почему-либо и имеет право на такие особые отношения с США, то такие же права имеют и все остальные латиноамериканские государства. С другой стороны, Соединенные Штаты выступают за подписание договора о мире, дружбе, мореплавании и торговле [780]. В инструкции поверенному в делах в Рио-де-Жанейро Конди Рэгету (1784–1842) Клей вновь настаивает на заключении с Бразилией торговой конвенции, но никак не союза [781]. Так закончилась первая попытка латиноамериканцев апеллировать в переговорах с США к доктрине Монро.

В том же 1824 г. Великая Колумбия также предложила Соединенным Штатам союзные отношения [782]. Адамс отклонил идею, вновь основываясь на нейтралитете США [783]. Действительно, с самого своего появления доктрина Монро была односторонним и декларативным документом, не налагавшим никаких обязательств. Ее применение целиком зависело от текущего политического момента.

Соединенные Штаты стремились не к союзам, а к торговым договорам с молодыми государствами. Первое такое соглашение (наряду с конвенцией против работорговли) удалось заключить с Великой Колумбией [784]. Переговоры начались почти сразу после прибытия Андерсона в декабре 1823 г., но итоговый документ был подписан только 3 октября 1824 г. – североамериканский посланник уже начинал жаловаться на «испанскую медлительность» [785]. Дело в том, что колумбийский министр иностранных дел Педро Гуаль, опасаясь мощного коммерческого флота США, выступал против принципа взаимности. В итоге соглашение было основано на принципе наибольшего благоприятствования, зато Соединенные Штаты добились, чтобы их торговля по всем пошлинам была уравнена в правах с британской [786].

Подобно многим своим соотечественникам, Андерсон в своем отношении к молодым республикам Латинской Америки сочетал республиканский оптимизм и скептицизм. 8 октября 1824 г. он писал своему отцу, что колумбийцы далеко отстают от североамериканцев: «Видимо, потребуется смена поколений, чтобы они могли прийти к полному пониманию дара свободного правления (blessings of a free government)». Одновременно Андерсон считал победу под Аякучо важным достижением «дела свободного правления во всем мире» [787]. Главное – личные взгляды Андерсона не оказали влияния на его добрые отношения с колумбийскими властями.

Первый посланник в Буэнос-Айресе Сизер Родни тяжело заболел вскоре после прибытия в страну в декабре 1823 г. и скончался 10 июня 1824 г. По сути, единственное, чем запомнилась миссия Родни, – это роскошным приемом в его честь, равного которому не помнил даже опытный консул Форбс, много лет проведший в Европе. По случаю был даже выпущен особый номер “Gaceta de Buenos Ayres” [788]. После похорон Родни на английском кладбище власти Буэнос-Айреса решили поставить скромному в жизни политику конный памятник в городе [789]. На смену покойному посланнику пришел умелый дипломат, но ярый англофоб Форбс, о действиях которого речь пойдет в следующей главе. Форбсом руководило убеждение, что монархия неизбежна и в независимой Латинской Америке, – это пилюля, прописанная европейскими политическими докторами, чтобы очистить эти страны от «абсурдных и опасных теорий». Увы, непросвещенный народ не выскажет серьезного недовольства: «Пилюля может вызвать несварение некоторых желудков, но большинство с готовностью ее проглотят» [790].