Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Чрезвычайно важен был и личный фактор. Уровень знаний и опыта английских дипломатов, как правило, соответствовал сложности стоявших перед ними задач. Умение английского поверенного в делах в Мексике Генри Уорда (1797–1860) тактично настоять на своей позиции выгодно отличалось от упрямого напора и интриганства посланника США Джоэля Пойнсета. Другим ярким примером служит бесплодное соперничество поверенного в делах в Буэнос-Айресе Джона Форбса с английскими дипломатами Вудбайном Пэришем (1796–1882), а затем лордом Понсонби (ок. 1770–1855). Североамериканскому посланнику в Испании Александру Эверетту, сменившему на этом посту Хью Нельсона (1768–1836), также было нелегко составить конкуренцию искушенному Фредерику Лэму (1782–1853) [699].

К тому времени окончательно установилось место торговли США в Западном полушарии. В 1820-е гг. объем торговли США с Латинской Америкой снизился по сравнению с пиком «перевозочной» торговли военного времени [700]. Заключительной «революционной» страницей межамериканской торговли стали поставки продовольствия в последние форпосты роялистов. При поддержке североамериканской эскадры коммодора Стюарта нейтральные суда перевозили зерно из Чили (в первую очередь через Вальпараисо) в блокированный чилийским же флотом Кальяо, где испанцы держались вплоть до января 1826 г. Спасая этот порт от голодной смерти, купцы получали невиданные сверхприбыли [701].

Конец 1820-х гг. можно условно считать временем стабилизации межамериканской торговли после бурных событий войны за независимость. Ценным рынком сбыта североамериканских товаров стала Мексика: на ее долю в 1830 финансовом году приходилось почти 34 процента экспорта США в Латинскую Америку, импорт же был совсем невелик.

Еще важнее для Соединенных Штатов была колониальная Куба – крупнейший поставщик сахара в мире: ее доля в латиноамериканском экспорте США в том же финансовом году составляла более 32 процентов, а в импорте – более 48 процентов, общий товарооборот – свыше 40 процентов. Подобная пропорция сохранится и в следующие пять лет. Голландский консул генерал Лоеб отмечал, что Куба, по сути, принадлежит американцам, которые контролируют % кубинской торговли и не несут расходов по управлению островом [702]. Выдающийся английский экономист, министр Уильям Хаскиссон (1770–1830) в разговоре с Альбертом Галлатином назвал остров de facto колонией США [703]. К примеру, в 1826 г. из 964 судов в Гаванском порту 783 прибыли из Соединенных Штатов, а в 1827 г. – 916 из 1053 [704]. В целом же на протяжении 1820–1833 гг. объем торговли США с Кубой равнялся в среднем 12 миллионам долларов в год [705]. Купцы утверждали, что торговля США с Гаваной уступает только торговле с Ливерпулем [706]. Ключевой была роль треугольной и «перевозочной» коммерции: купцы закупали кубинский сахар и в обмен на него получали европейские товары. Именно «открытие» этого товарооборота позволило Η. Н. Болховитинову опровергнуть установившееся мнение о слабости русско-американских торговых связей в 1810-е – 1830-е гг. [707]

В целом же доля Латинской Америки во внешней торговле США достигала 20 процентов. Можно смело утверждать, что лишь торговля с ближайшими южными соседями – Мексикой и Кубой – представляла для Соединенных Штатов значительный интерес. К числу основных торговых партнеров США на американском континенте принадлежали также Британская Вест-Индия и Гаити. Место Южной Америки во внешней торговле США было незначительным: товарооборот был меньше торговли, например, с Гаити. Среди портов, на которых держалась межамериканская коммерция, по-прежнему выделялся Балтимор [708].

Предприимчивые янки стремились расширить свое экономическое присутствие в Латинской Америке, выйти за рамки исключительно торговли. Энтузиаст Уильям Торнтон одновременно со своей бескорыстной деятельностью в поддержку «южных братьев» хотел закрепить в Латинской Америке свои права на устройство пароходного сообщения [709]. Опираясь на личную дружбу с Гуалем, он получил это исключительное право в Великой Колумбии для себя и своего компаньона Фернандо Ферфакса [710]. Переписка с Гуалем показывает, что Торнтон был не единственным претендентом на патент, причем борьба за будущие подряды по организации речного транпорта разгорелась, когда и Магдалена, и озеро Маракайбо еще находились в руках роялистов.

В Буэнос-Айресе Торнтон столкнулся с соперничеством консула Томаса Хэлси, который уже сам успел получить соответствующий патент. Хэлси согласился признать приоритет Торнтона, но с условием, что будет получать 30 % прибыли [711]. Торнтон пытался закрепить свои права на пароходные перевозки и в Бразилии, но получил вежливый отказ [712].