Борис Пудалов - Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.)

Данные рассуждения приведены здесь отнюдь не для того, чтобы попытаться оправдать Юрия Всеволодовича или оградить его от незаслуженных нападок: «мертвые бо сраму не имут». Гораздо важнее попытаться понять ту ситуацию, в которой очутился великий князь владимирский в 1237–1238 гг., — хотя бы для того, чтобы правильно расставить акценты в биографии правителя Владимиро-Суздальской Руси и основателя Нижнего Новгорода. Величина опасности, нависшей над родной землей, осознавалась Юрием Всеволодовичем изначально, хотя, быть может, и не до конца. Выше уже упоминался фрагмент о татарском посольстве к владимирскому великому князю из летописной похвалы Юрию Всеволодовичу: «Прежемѣненыя безбожныя Татары отпущаше одарены, бяху бо преже прислали послы своѣ злии ти кровопиици, рекуще: «Мирися с нами!» Он [Юрий. — Б.П .] же того не хотяше…» [136]. По свидетельству монаха Юлиана, великий князь предпринял меры предосторожности по отношению к послам-разведчикам: «Проезжая через землю Суздальскую, они были захвачены князем суздальским, а письмо, посланное королю венгерскому, он у них взял; самих послов даже я видел со спутниками, мне данными» [137]. Но, как бы то ни было, послы выполнили свою миссию, заодно наверняка постаравшись узнать побольше о стране и ее воинстве, и удалились восвояси. Тем временем пришло известие о поражении рязанской рати и разгроме городов Рязанской земли, союзной Владимирскому великому княжеству. Свои полки на помощь рязанским князьям, выступившим «на Воронажь», Юрий Всеволодович не отправил, что ему ставят в вину уже многие поколения историков [138]. Но если бы дружина великого князя и полки, собранные с ближайших к Владимиру-на-Клязьме городов, были бы отправлены в Рязанскую землю и полегли бы там в битве с татарами, Юрию бы ставили это в вину с еще большим основанием.

А ведь помощь Рязани все-таки была послана! Все три ранние версии «Повести о нашествии Батыя» сообщают о том, что Юрий послал к рязанскому городу Коломне «сына своего Всеволода со всими людми [выделено мною. — Б.П .]» (Ипатьевская версия); «в сторожихъ воеводою» был опытнейший Еремей Глебович; «и бысть сѣча велика» (Лаврентьевская версия), «и бишася крѣпко» (Новгородская версия). Лишь после поражения под Коломной, о котором Юрий узнал во Владимире от уцелевшего сына, спасшегося с остатками войска (Ипатьевская: «исповѣда отцю бывшую брань устремленыхъ на землю и грады его»), стали ясны размеры опасности. Вскоре пала Москва, закрывавшая татарам путь от Коломны к стольному Владимиру. В этой ситуации Юрий Всеволодович оставляет столицу и уезжает на Волгу. Новгородская версия повести ничего не сообщает о мотивах этого поступка: «Князь же Юрьи выступи из Володимира и бѣжа [выделено мною. — Б.П .] на Ярославль, а въ Володимири затворися сынъ его Всеволодъ съ матерью и съ владыкою и со всею областию своею». Известие рисует князя в невыгодном свете, позволяя обвинять Юрия в трусости и бегстве, а инициатором обороны столицы считать его сына. Однако Ипатьевская версия в южнорусском летописании, независимом от великого князя владимирского и потому достаточно объективном, сдержанно сообщает, что «Юрьи же князь, оставивъ сынъ свои во Володимерѣ и княгиню, изииде изъ града». Едва ли справедливо подозревать Юрия в неблаговидных намерениях: ведь в осажденной столице оставалась его семья, которую в случае бегства и нежелания продолжать борьбу великий князь увез бы с собой. Замысел Юрия Всеволодовича раскрывает Лаврентьевская летопись: князь «выѣха из Володимеря в малѣ дружинѣ», оставив основную часть бывших у него в тот момент сил защищать столицу. Руководить обороной города он оставил сыновей («урядивъ сыны своя в собе мѣсто, Всеволода и Мстислава»), разумеется, с воеводой — Петром Ослядюковичем, а сам уехал на Волгу и «ста на Сити станом» (о Ярославле здесь не говорится), собирая полки. Судя по перечню князей в Лаврентьевской и упоминанию «Ростовъ же и Суздаль разидеся розно» в Новгородской I, Юрий Всеволодович пытался собрать в единый кулак рати великокняжеского Суздаля и Юрьева под общим командованием брата, юрьевского князя Святослава, ростовский полк племянников Константиновичей, а также переяславский полк (возможно, с новгородской ратью) брата Ярослава. На выбор места сбора ратей повлияли удобные пути подхода полков и возможность маневра в лесах, где действия больших масс конницы были затруднены. А чтобы выиграть время для сбора сил у Волги, требовалось измотать и обескровить татарские отряды на штурмах русских городов, для обороны которых, судя по Владимиру-на-Клязьме, выделялись какие-то отряды. Если бы этот замысел удался, Юрий Всеволодович мог бы рассчитывать хотя бы на частичный успех: сохранить большую часть сил, иметь возможность постоянно тревожить захватчиков набегами, соединиться с войсками других княжеств (ведь оставались еще не разоренными Новгородская земля, Смоленское и Полоцкое княжества, южная Русь), а в итоге изгнать монголов. Но план не удался, и историки склонны упрекать Юрия Всеволодовича в ошибочности действий: надо-де было опираться на укрепленные города, а не уводить из них воинов в леса [139]. Но погибли бы воины во время осад и штурмов городов Владимиро-Суздальской Руси (а брать города монголы умели — вспомним судьбу городов Средней Азии, Ирана, Волжской Булгарии и гибель их защитников), и князя Юрия стали бы обвинять в «распылении сил», «неумении вести маневренную войну» и т. п. Нашли бы, в чем обвинить.