Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Город опустел, но победитель, казалось, еще не утолил своей жажды мести. Чтобы месть принесла удовлетворение, нужно, как гласит народная мудрость, сполна насладиться ею, а чувство, испытываемое Александром, было лишь искусственно оживлено после полутора сотен лет и послужило только поводом для того, что произошло.

«…Все чаще Александр проводил время в пьяных пиршествах, где присутствовали также и женщины, — правда, не те, к которым нельзя было подступиться слишком близко, а проститутки, привыкшие жить с солдатами и вести себя свободнее, чем этого требовали приличия. Одна из них, по имени Таис, утверждала, что он заслужит благодарность всех греков, если даст приказ поджечь царскую резиденцию персов: этого ожидают те, чьи города разрушили варвары. К пьяной проститутке, высказавшей свое мнение о деле такой важности, присоединились и некоторые гости, такие же пьяные. Царь тоже находился скорее в возбужденном, чем в спокойном состоянии. «Так почему бы нам, — воскликнул он, — не отомстить за Грецию и не бросить факел?» Сначала он бросил факел в царском дворце, потом — гости, проститутки и слуги. Зал был в основном построен из кедрового дерева, которое быстро воспламенилось и загорелось… Такая участь постигла резиденцию правителей всего Востока, где когда-то многие народы находили правду, этот город — колыбель многих царей. Вероятно, Александр раскаялся в своем поступке, когда прояснилось его замутненное вином сознание…»

Так писал римлянин Квинт Курций Руф; в своей «Истории Александра Великого» он пользовался преимущественно сведениями из Клитарха, александрийского историка, который, правда, не принимал участия в военном походе, но сразу же после смерти Александра стал расспрашивать командиров, солдат, придворных — словом, очевидцев тех событий, собирал дневники, письма, сообщения, расспрашивал также и греков, воевавших на стороне персов. Оставшиеся «белые пятна» расцвечивала его неуемная фантазия, и теперь уже нельзя понять, где кончается подлинная история и начинается исторический роман. Но это не умаляет значения его произведения, тем более что оно написано блестяще. Во всяком случае, Дройзен, самый авторитетный исследователь биографии Александра Македонского, упрекал Клитарха в том, что он, игнорируя документальные свидетельства, выдумывал небылицы, столь часто повторяемые отдельными более поздними авторами, что со временем эти домыслы стали восприниматься как достоверные факты.

В случае с Таис, дорогой гетерой, которая позже стала женой фараона (заслуживающая внимания карьера для девушки из Афин), Дройзен, несомненно, прав. Действительно, невозможно поверить в то, что Александр, поддавшись на уговоры какой-то пьяной гетеры, мог совершить подобного рода варварский акт. К тому же и Арриан совсем по-иному описывает и сам поджог, и его причины. Наряду с другими источниками он использовал труды Птолемея, делал из них выписки, как тогда говорили. Полководцу, телохранителю и адъютанту царя, как и всем высшим военным чинам, было что вспомнить, когда он в Египте взялся за перо; правда, местами эти воспоминания несколько приукрашены, но именно Птолемею обязаны потомки достоверными сведениями о великой войне, которые, однако, не в последнюю очередь были основаны на эфемеридах — официальных дневниках.

«Царский дворец персов, — пишет Арриан, — он сжег, несмотря на совет Пармениона сохранить его, ибо глупо разрушать то, что тебе же и принадлежит. К тому же и народы Азии впоследствии не будут выказывать ему свои симпатии, потому что перестанут смотреть на него как на истинного правителя, а станут считать всего лишь завоевателем, который напал на их страны. Но он ответил, что должен отомстить персам за то, что они по пути в Элладу разрушили Афины и сожгли божества, а также наказать за все то, что они еще сделали грекам».

Совершал ли Александр этот акт возмездия под воздействием винных паров или же поступал холодно и расчетливо? Об этом еще до сих спорят сторонники Руфа, Плутарха и Арриана. Ответ на вопрос дали археологи.

Следы пожара были обнаружены, главным образом, в Ападане и Стоколонном зале, где колонны потрескались, кирпич выгорел, пол покрылся толстым слоем древесной золы. Другие здания — такие, как дворец Ксеркса, — преимущественно имели механические повреждения. Так, например, во дворце Ксеркса колонны явно были обрушены при помощи таранов. Но как вообще оказалось возможным устроить пожар в таком огромном зале? Для этого было недостаточно поджечь ковры, занавеси, деревянные оконные рамы, ставни и двери и ждать, пока огонь доберется до высокого двадцатиметрового потолка из кедрового дерева. Эти ожидания были бы напрасными. Если следовать совету Фридриха Крефтера из института Востока в Чикаго, то следовало развести в Ападане огромный многослойный костер из балочных перекрытий соседних дворцов и деревянной опалубки ворот. Должны были сгореть лишь тронный зал, символ персидского мирового государства, и дворец ненавистного Ксеркса. Другие здания пытались сохранить от огня с помощью специальных противопожарных отрядов.