Но Гомер вначале умертвил Гектора, Батис же был жив, когда его привязали к боевой колеснице. «Вероятно, книги Гомера опасны, если они вселяют в могущественных мира сего такие мысли», — заметил по этому поводу Каллисфен. Об этом замечании было тайно донесено Александру. Для придворного историографа это не имело еще никаких последствий…
Военный эксперт Йорк фон Вартенбург считает, что поход к Нилу был абсолютно излишним. По его мнению, это предприятие было лишено какой-либо военной цели и являлось настолько же бесполезным, насколько и опасным отклонением от нужного пути, которое дало Дарию время, чтобы собрать новое войско. Другие полагают, что захват Египта был необходим, потому что таким образом была окончательно обеспечена безопасность средиземноморского побережья. Кроме того, в результате Александр установил контроль над вывозом египетской пшеницы и тем самым получил средство давления на Афины и на вновь бунтующую Спарту. К тому же господствовавший там персидский сатрап мог каждую минуту нанести македонянам удар в спину.
Завоевание страны на Ниле Александр, конечно же, мог бы поручить одному из своих полководцев, потому что, исключая пересечение известных своей дурной славой прибрежных болот, военный риск был здесь минимальным. То же самое ему советовали и некоторые его старые македонские военачальники, но именно их совет и был для Александра неприемлемым. Потому что его манил Египет, этот «маяк в сумрачном море древности», подарок Нила, реки, о которой в одном гимне времен XIX-й династии говорилось: «Благодаря тебе прорастает пшеница, поспевают на деревьях фрукты, ты наполняешь водоемы Верхних и Нижних земель и защищаешь бедных от голода. Когда твои притоки бездействуют, все лежит в печали, но когда твои воды разливаются, ликует земля и Мисраим плачет от счастья»; эта страна с ее пирамидами, храмами, сфинксами, дворцами, которая считалась у народов Средиземноморья колыбелью самой уважаемой и самой древней среди культур (во что особенно верили греки, ведь здесь жили те люди, которые научили их когда-то строить, рисовать, философствовать, сочинять стихи, изобретать, заниматься торговлей); этот Египет, уважение и почитание которого смешивались с ужасом непостижимо-неизвестного, потому что во все времена эта страна фараонов была прикрыта завесой таинственности, — и возможно ли было такому человеку, как Александр, отказаться от завоевания этой сказочной страны?
В военном отношении этот поход, действительно, оказался простой прогулкой. Персидский наместник Мазак поторопился сдать македонянам старую столицу Мемфис, открыть им государственную казну и предоставить в их распоряжение отряды воинов, народ радостно приветствовал Александра как избавителя от персов, которые были до такой степени варварами, что зарезали священного быка Аписа и не обращали никакого внимания на нравы и обычаи жителей. Ликование возросло еще больше, когда Александр в храме Птаха был объявлен фараоном. Так как он знал, что религия сильнее политики и было важно привлечь на свою сторону священников, он приказал построить в Карнаке храм. Он не забывал регулярно приносить жертвы египетским богам. Сегодня в Луксоре гиды подводят посетителей к настенному рельефу, на котором изображен македонянин, оказывающий почести богу плодородия Мину, который появляется перед ним с поднятым фаллосом.
Восемь тысяч талантов обнаружил в государственной казне военный казначей Гарпал (то есть около 200 миллионов немецких марок). Человек, вечно жаждущий денег, единственный штатский в узком окружении царя, он хотел потратить их на вербовку новых наемников. То же самое советовал сделать и Евмен, грек из Кардии, который вел в придворном лагере «эфемериды» — дневники. Но Аристандр, имевший большое влияние как провидели толкователь знамений, придерживался иного мнения. Царю во сне явился Гомер и процитировал следующие стихи: «Перед египетской рекой, в бурном море лежит один из островов, он зовется Фарос». Именно там, словно по мановению волшебного жезла, Александр должен был создать город и дать ему свое имя — как подарок народам Египта.
Даже если это легенда, известно, что Александр долгое время носился с мыслью о том, чтобы в устье Нила основать город как опорный пункт на границе между Египтом и средиземноморским соседом, а также для развития торговли и наук. К началу 331 года до н. э. он спустился по Нилу на роскошной ладье, как и подобало фараону, и велел проверить отдельные рукава дельты на пригодность к строительству. Фарос, «приснившийся» остров, оказался слишком маленьким, песчаная же полоса — что-то вроде косы между морем и озером — казалась идеальным местом, которому не угрожали отложения речного ила; остров защищал бы город от морского прибоя и, кроме того, имел бы две гавани, западную и восточную: одну — для речного судоходства, другую — для морского. Здесь должен был возникнуть новый Тир!
Читать дальше