Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

В этом духе ответил Парменион, когда Александр сообщил на военном совете о предложении Дария и спросил его мнение на этот счет: «Если бы я был Александром, я бы его принял». В конце концов, никто не мог знать (и в этом он наверняка был согласен с другими военачальниками), сколь долго продлится еще военное счастье, к тому же 10.000 талантов — огромная сумма, от которой глупо было отказываться.

«Если бы я был Парменионом, то поступил бы так же», — ответил Александр.

Даже если считать этот эпизод не более чем историческим анекдотом, он, как это и свойственно хорошему анекдоту, характеризует противоположные воззрения обоих лагерей с необычайной ясностью: с одной стороны — ведомые когда-то еще Филиппом, поседевшие во многих сражениях консерваторы, с другой — более молодые, готовые идти со своим полубогом на край света. Второе предложение Великого царя Александр отверг в столь же обидной форме, как и первое: он не привык довольствоваться подачками; земли, которые предлагает ему Дарий, и Вез того скоро будут принадлежать ему; он не нуждается в разрешении Великого царя на свадьбу с его дочерью, а сумма в несколько тысяч талантов, скорее, похожа на оскорбление. Кстати, в дальнейшем было бы лучше, если бы Великий царь появлялся перед ним лично…

«Что бы произошло, если бы?..» Этот вопрос всегда отвергается строгими историками как ненаучный. Нельзя спекулировать на событиях, которые так и не произошли; нельзя также всерьез заниматься рассуждениями о том, что могло бы случиться. Не лучше ли все то, что относится к области непознаваемого и совершенно не поддается изучению, оставить на долю фантазеров и мечтателей? Поддержанные Ницше, который видел в возможности подобных допущений кардинальный вопрос истории, подбодренные университетским профессором Александром Демандтом с его теми самыми дьявольскими вопросами «что бы произошло, если… (Арминий не победил бы в Тевтобургском лесу; Пилат помиловал Иисуса; Гитлер умер в 1938-м году; не прозвучали выстрелы в Сараево в июне 1914-го года…)». Давайте и мы сыграем в эту игру памяти.

Итак: что бы произошло, если бы Александр принял предложение Великого персидского царя?

«Справедлив вопрос о том, не стало ли бы ограничение средиземноморским пространством более реалистичной целью, нежели та, к которой влекла далеко простиравшаяся завоевательная мысль Александра, — пишет по этому поводу биограф Александра Зигфрид Лауфер. — Думается, что македонское государство, которое ограничилось бы этим пространством при наличии сильной власти, было бы более долговечно, чем целый ряд эллинистических государств, которые образовались из империи Александра».

А Ульрих Вилькен замечает: «Едва ли можно сомневаться в том, что более ограниченная политика Филиппа гораздо больше соответствовала бы интересам Македонии. Нельзя также оспаривать и тот факт, что ограничение бассейном Евфрата способствовало бы еще большему и интенсивному распространению греческой культуры на Ближнем Востоке».

Наконец, и Шахермайер говорит о предложении Дария как свидетельстве мудрого государственного политика: «Земли до Евфрата входили в регион Средиземноморья, где в будущем сложились эллинистические государства. И действительно, в поздне-эллинистическо-римскую эпоху область Евфрата служила границей между Средиземноморьем и Азией» [8] См.: Шахермайер Ф . Александр Македонский, изд-е 2-е, испр. М., 1986, С. 142. ( прим. ред .). .

Итак, Александр не был Парменионом, и он сделал иной выбор. Это было решение, которое оказало влияние на судьбы всего античного мира…

После покорения Тира, на пути в Египет, Александр еще раз натолкнулся на удивительное сопротивление. Удивительным оно было потому, что после данного им на развалинах старого финикийского города страшного урока царь думал, что теперь каждый город будет усердно и боязливо открывать перед ним ворота. Газа — находящаяся в Сирии пограничная крепость — этого не сделала. Возглавлявший ее оборону перс Батис два месяца защищал крепость со своими арабами, пока не погиб последний человек. При штурме в Александра сначала попала стрела, потом он был ранен еще раз — головорезом, сделавшим вид, что сдается в плен. И здесь впервые досада Александра перешла в бешенство, и он уготовил храброму Батису ужасный конец, вспомнив двадцать вторую песнь «Илиады», в которой говорится о победе Ахилла над Гектором: