Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Оба опорных пункта походили на занозы в теле: более года они сковывали три тысячи пеших македонян и двести всадников под командованием Птоломея. Пламя пощадило только одну постройку, которая дала название всем будущим монументальным памятникам: мавзолей, сооруженный Артемисией III для ее супруга, царя Мавсола. На пьедестале возвышался храм с тридцатью шестью колоннами и крышей в виде ступенчатой пирамиды, которую венчала квадрига. Пятидесятиметровый надгробный монумент являлся одним из семи чудес света из составленного в древности списка, включавшего пирамиду Хеопса, висячие сады Вавилона, храм Артемиды в Эфесе, созданную Фидием статую Зевса в Олимпии, Колосса Родосского и маяк на острове Фарос вблизи Александрии.

Достоверно то, что Александр осмотрел мавзолей. Он даже пожертвовал значительную сумму, чтобы его, наконец, могли достроить. Ада рассказала ему при случае одну историю — впрочем, весьма неправдоподобную — о том, что Артемисия открыла урну с прахом супруга, окропила его своими слезами, а потом пила вино, подсыпая пепел в кубок, пока от священных останков ничего не осталось.

Александр побывал в Книде, где размещалась медицинская школа и астрономическая обсерватория Евдокса, который занимался изучением шарообразной формы Земли. Здесь царил культ Афродиты. Ее называли «из пены рожденная», что значило — из семени брошенных в море половых органов Урана. То, что на цоколе круглого храма возвышалась статуя Афродиты, выполненная Праксителем, который первым отважился изобразить ее совершенно обнаженной, вероятно, но не точно.

Молва гласит, что Александр после посещения гетер привез с собой в Книд Таис, чтобы сравнить ее прелести с формами богини. Во всяком случае, «из пены рожденная» была исполнена той соблазняющей, совершенной, чувственной красотой, что заставляла мужчин влюбляться в нее, страстно желать жениться на ней и, что считалось богохульством, орошать своей спермой мраморные бедра. Тому, кто задержится, задумавшись, перед римской копией, хранящейся в собрании Ватикана, потребуется немало фантазии, чтобы ощутить страсть и огонь, который могла пробудить когда-то эта мраморная холодность.

Галикарнас, мыслившийся как центр сопротивления персов, был взят. И хотя победа не была ни блистательной, ни полной, македоняне показали, что в будущем их враги не смогут чувствовать себя уверенно даже за толстыми стенами. «Александр, покоряющий стены» — эта слава летела впереди него, как корабль на всех парусах. Во времена, когда придумывались самые невероятные, изощренные укрепления, такая слава была подобна раскату грома. Все чаще в лагерь македонян являлись делегации малых и средних городов, до сих пор уверенных, что могут доверять своим оборонительным сооружениям, и вручали ключи от ворот.

Стояла поздняя осень. Время, когда можно было перевести дыхание. Александр использовал его, чтобы перегруппировать свои войска, отправил Пармениона с осадными машинами в Сарды, других — в Эфес, Приену, Милет. Солдаты, попавшие сюда, могли ощутить все блаженство мирной жизни в тылу. Еще больше причин радоваться было у тех воинов, которые перед выступлением из родных мест женились. Царь разрешил им отпуск, чтобы они наверстали свой медовый месяц, а кроме того, снабдил щедро отмеренным жалованием. Это был единственный в своем роде поступок в те далекие античные времена, даже если учесть, что он думал в первую очередь о множестве сыновей, другими словами, о будущих воинах, которые должны появиться на свет после того, как отпуск закончится.

«Из всего, что он сделал для солдат, этого они никогда не забудут», — говорится у античных авторов.

Александра не на шутку тревожил с каждой милей увеличивавшийся обоз. Обоз всегда представлял собой самое уязвимое место всех армий античности. Филипп, великий реформатор армии, сократил число конюхов, приставив к десяти воинам всего лишь одного. А ведь у греков прежде даже каждый пехотинец имел слугу. Он ликвидировал повозки командиров с их имуществом, до минимума сократил число повозок, запряженных быками, увеличив поклажу, которую несли на спинах.

Но было то, с чем ни Филипп, ни Александр не могли ничего поделать: с каждым захваченным вражеским биваком, каждым взятым штурмом городом, каждой пройденной милей вражеской земли возрастали поголовье реквизированного скота и количество повозок, которые везли трофеи, равно как и число торговцев, женщин и детей. Речь шла не о привезенных с родины женах (на это накладывался строгий запрет), а о тех, которых простой солдат или привилегированный кавалерист выбрали из дочерей завоеванной страны или получили как долю «любовного трофея». Так возникало небольшое домашнее хозяйство, создавались семьи. И, как писали историки, в 325 году до н. э. с обозом через всю страну следовали тысячи наложниц и почти десять тысяч солдатских детей — бесконечная, вечно орущая, растянувшаяся на множество километров вереница, пестрая и неуклюжая. Жрицы любви были для полководцев античности реальностью, попытка изменить которую казалась сродни бунту. Знатные гетайры из ближайшего окружении Александра едва ли могли служить примером благовоспитанности и добродетели. Относительно того, отличался ли сдержанностью царь, существуют разные версии, так же, как и относительно его характера и личности вообще. Поэтому некоторые с усмешкой говорят, что, в сущности, в представлении каждого существует свой собственный Александр. Давайте ограничимся пока вызывающей повышенный интерес сексуальной сферой.