Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Если в наши дни путник забредет в Хамадан — так теперь называется иранский город Экбатаны, — вряд ли ему что-нибудь напомнит о днях былого величия. Пожалуй, лишь один Санг-и-Щир, монументальный каменный лев, воздвигнутый здесь македонянами в память об усопшем Гефестионе, о чем, впрочем, давным-давно все уже позабыли. Иначе женщины не карабкались бы по скале, чтобы пристроить в его гриве цветные камешки в знак того, что они просят богов ниспослать им детей. Памятник царскому любовнику, помогающий бесплодным женщинам! Поистине Клио, муза истории, позволяет себе иногда пикантные шутки.

Когда в 331 году до н. э. Александр подошел к стенам Вавилона, городские ворота распахнулись, и сатрап Мазей был готов устроить ему триумфальный прием. Однако на сей раз его вступлению в город решили воспрепятствовать, но не солдаты (для этого не хватило бы сил), а двое пожилых длинноволосых халдеев. Они просили передать царю, что звезды говорят, будто ему грозит беда, если он. войдет в Вавилон. Александр, как мы знаем, верил в предзнаменования, как в добрые, так и в дурные. Тем не менее он заподозрил неладное, сопоставив два факта: щедрое финансирование работ по восстановлению Этеменанки (вавилонской башни) и рост доходов жрецов. Они саботировали строительство и использовали деньги для «более важных дел».

Но заставляло задуматься и то, что возвестил Пифагор, гадавший по внутренностям животных, тот самый Пифагор, который предсказал смерть Гефестиона: и на этот раз печень жертвенного животного состояла только из одной доли. Каждый знал, что это особенно дурной знак. А что произнес Калан, прежде чем подняться на костер? «Скажи своему царю, что я буду ждать его в Вавилоне». Было бы непростительной глупостью бросать вызов богам. Царь велел части войска войти в Вавилон, а сам расположился в Борсиппе, что западнее Евфрата. Когда же из города пришло донесение о том, что каждый день со всего света прибывают посланцы с просьбой об аудиенции, соображения государственной пользы одержали верх над верой в магическое, и царь сел в колесницу, запряженную восьмеркой индийских лошадей.

Устроенный им прием делегаций был столь великолепным спектаклем, что даже скептики начали верить, что царь — бог. Они ждали у пышного царского шатра, охраняемого боевыми слонами и воинами-лучниками, сначала онемев от произведенного этим величием впечатления, затем — от удивления и, наконец, благоговейно застыв. В сопровождении распорядителя придворных церемоний они миновали зал с колоннами, инкрустированными слоновой костью и серебром, и оказались в зале для приемов. Там в окружении 500 македонских воинов с серебряными щитами и персидских «бессмертных», вооруженных копьями с наконечниками в форме гранатов, восседал на золотом троне Александр.

Первыми к его особе были допущены греки. Они явились, как в храм, украшенные цветами и венками, давая тем самым понять, что для них этот шатер — место, где находится божество. В отличие от македонян, греки поклонялись Александру как богу естественно, не делая усилий над собой. Они приносили жертвы и героям, которые рождались от любви богов и смертных. В IV веке до н. э. с олимпийцами они были на короткой ноге, знали об их слабостях, как и о том, что они слишком заняты собой, чтобы их действительно могли волновать земные дела. И почему бы не оказать богоподобному человеку больше почестей, чем богу, похожему на человека? Что им, афинянам, Гекуба — им, этому пресыщенному обществу, все подвергавшему сомнению? А спартанцы, как и Демосфен, велели передать с присущим им врожденным высокомерием: «Если Александр хочет быть богом, пусть будет им». В знак благодарности за подаренные ему золотые венки бог передал грекам ценности, захваченные Ксерксом в Греции. Тогда вывоз завоевателями предметов искусства был таким же обычным делом, как и во все времена (но Наполеон превзошел всех).

Но бывали и менее приятные визиты. Явилась делегация из греческих городов и потребовала — униженно, но настоятельно, чтобы на них не распространялось действие эдикта о гражданах, высланных из греческих городов. Дело в том, что их население постоянно враждовало между собой, и та сторона, которая одерживала верх (то демократы, то аристократы), высылала побежденных с родины. Многие из них могли выжить, только нанявшись на военную службу к какому-нибудь тирану. Наилучшим вариантом из возможных считалась служба у Великих персидских царей. Но их больше не было, и десятки тысяч высланных неприкаянно бродили по Малой Азии и Греции, представляя собой опасность, даже прямую угрозу возникновения беспорядков.