Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

В том последнем году в Вавилоне Александр все больше превращался в восточного правителя во всем: в одежде, манере вести себя, во внешнем виде и поведении окружающей его свиты. Но в глубине души он оставался македонянином; такое раздвоение личности не могло не пройти бесследно. Сравнения не всегда бывают уместны, но тем не менее в этой связи интересно обратиться к личности Томаса Эдварда Лоуренса, который во время первой мировой войны занимался организацией борьбы арабов против турок. В воспоминаниях об этом восстании он пишет: «Что касается меня, то мне казалось, что напряжение всех этих лет из-за вынужденной необходимости носить арабское платье и думать так, как думают арабы, лишало меня моего английского «я». Время от времени оба моих «я» дискутировали друг с другом в пустом пространстве, и тогда я был близок к помешательству — так же близок, как человек, видящий мир одновременно сквозь призму двух разных образов жизни, двух разных систем воспитания, в общем, двух разных миров… От одной формы я отказался, не приняв до конца другую; результат — острое чувство одиночества и презрения — пожалуй, не к людям, а к тому, что они делали…».

В конце мая 323 года до н. э. по улицам Вавилона пронесся хамсин [24] Хамсин — сухой, знойный ветер ( прим. ред .). , принесший из пустыни песчаную бурю и затмивший небо. Он словно знаменовал собой последний день великого траура по Гефестиону. Смерть друга была большим горем для Александра, но он решил, что хватит предаваться печали. Жизнь напоминала о себе, и когда Неарх пригласил его на праздничный пир, Александр ответил согласием. Далеко за полночь, когда гости уже начали расходиться, к царю подошел Медий и предложил встретить восход солнца у него в гостях, в приятном окружении. За столом у фессалийца они продолжали пить и произносить тосты во славу друг друга. Серебряный кубок Геркулеса, вмещавший шесть литров, пошел по кругу.

Весь следующий день Александр спит, а когда просыпается, чувствует жар, но здесь подобное не было редкостью, и он не обращает внимания на этот симптом, принимает ванну, ему делают массаж; вечером он снова отправляется к Медию: остроумный и веселый, тот явно пришелся по душе царю. На этот раз собрались всего восемнадцать гостей, узкий круг избранных: Птолемей, нынешний хилиарх Пердикка, флотоводец Неарх, начальник канцелярии Евмен, друг персов Певкест, охотник на львов Лисимах, сын Антипатра Кассандр, личный врач царя Филипп, виночерпий Иолл. Очень скоро от разбавленного вина перешли к неразбавленному. Снова пошел по кругу кубок Геркулеса. Чтобы показать, что Дионису трудно с ним справиться, царь цитирует обширные фрагменты из «Андромеды» Еврипида, Иолл снова наполняет кубок царя и, предварительно налив из него немного на ладонь, пробует вино, затем подает царю. Тот пьет большими глотками, но вдруг издает стон, прижимает сжатые кулаки к животу и опускается на пол.

Данный инцидент долгое время давал повод думать об отравлении, и сегодня еще многие верят в его возможность. Виночерпий якобы получил смертельный яд от своего брата Кассандра, доставившего его из Македонии «в железной банке, — спрятанной в копыте осла». Инициатором покушения был, согласно этой версии, Антипатр, опасавшийся своего смещения по прибытии Кратера и ветеранов. Убедительный мотив налицо. Но кое-что свидетельствует против этой версии, особенно если рассматривать случившееся с точки зрения медицины: после упомянутого застолья царь прожил еще тринадцать дней, а в античные времена использовались быстро действующие яды, и в большой дозировке; медленно действующие яды в то время были практически неизвестны, к тому же течение болезни и симптомы не указывают на отравление. Но, вне зависимости от этого, уход из жизни такой выдающейся личности всегда дает пищу для размышлений: говорят о «загадке», то есть о смерти, причиной которой были третьи лица.

Филипп назначает своему пациенту рвотное средство, а через некоторое время — слабительное. Судя по предписаниям, он посчитал болезнь не чем иным, как следствием неумеренных возлияний, или, проще говоря, тяжелой формой похмелья, однако после острого приступа лихорадки пригласил еще двух врачей. Они решили дать жаропонижающее — отвар листьев плюща в смеси с вином. На следующее утро царю становится лучше, он принимает ванну, ест фазаний паштет, приглашает Медия для игры в кости. Но вечером Александр становится столь слабым, что для совершения жертвоприношения его доставляют к алтарю на носилках. Ночью он мечется в бреду, утром однажды, пересилив на какое-то время болезнь, одевается и даже обсуждает с полководцами сроки выступления в аравийский поход: войско должно выступить через три дня, флот отправится через четыре. Неарх, который пришел без доклада, хочет развлечь Александра и начинает разговор на любимую им тему: корабли и океан.