В ответ на это Александр и издал эдикт о гражданах, высланных из греческих полисов. Тем самым он не только превысил свои полномочия гегемона Коринфского союза, но и действовал вопреки здравому смыслу, поскольку многие из высланных были его политическими противниками. Он отправил Никанора, зятя Аристотеля, на Олимпийские игры 324 года до н. э., дав ему поручение огласить там свое решение.
«Царь Александр приветствует граждан, высланных из греческих полисов! Мы невиновны в вашем изгнании, но настоящим эдиктом хотим способствовать вашему возвращению к родным очагам — за исключением тех, чьи руки обагрены кровью, и тех, на ком лежит проклятье оскверненного храма». Двадцать тысяч изгнанников, присутствовавших на Олимпийских играх, ликуя, восславили Александра. Но многие радовались слишком рано. Вернувшись на родину, они узнали, что их домами, надворными постройками, землями владеют лица, изгнавшие их. Следствием этого были распри, правовые разбирательства, борьба. Гуманный, казалось бы, акт превратился в свою противоположность. Александр же при принятии этого эдикта руководствовался идеей, согласно которой граждане греческих полисов должны быть равноправны и жить в мире, как и все остальные подданные, населявшие его империю.
Весной в Вавилоне было еще жарче, чем в Афинах или Спарте летом. Духота тяжело опустилась на город знойным, влажным покрывалом. На поверхности воды в маленьких бухтах плавали зловонные зеленоватые водоросли. По утрам над рекой клубился серо-желтый туман, ядовитые испарения которого несли с собой лихорадку. Ни дуновения ветерка… Из залов царского дворца до утренней зари доносились нестройные голоса. Царь пировал с новыми персидскими друзьями. Он пил так же много, как и его отец Филипп, отталкивал кувшин с водой, подносимый виночерпием, чтобы разбавить ему вино. За его столом сидела Роксана, опять беременная. Она молила богиню Анахиту оставить этого ребенка в живых. Она специально приехала из Бактрии в Вавилон, чтобы родить ребенка именно здесь, так как полагала, что цари будут править миром отсюда. За тем же столом сидели Статира и Парисатис, которых Роксана пронзала ненавидящим взглядом, не в силах справиться со своей ревностью к соперницам. Но, думала она, пробьет и мой час…
Царь проспал двое. суток кряду, но сон, бывший прежде его другом даже перед битвами, не принес желанного облегчения. Возлежа за пиршественным столом, он мог подолгу молчать, уставившись на пустую скамью, где раньше было место Гефестиона. Радость жизни, сияние, энергия, раньше постоянно исходившие от него, казалось, иссякли, померкли. Но работоспособность оставалась прежней, ум был острым, как и в прежние времена, память — удивительной. Он мог, например, во время приема посла из Карфагена приводить длинные отрывки из «Илиады». Творение Гомера все еще лежало вместе с кинжалом у него под подушкой. Карфагеняне поспешили признать «владыку всех земель и морей», хотя этот титул не мог прийтись по вкусу им, хозяевам западного Средиземноморья. Но, будучи искушенными дипломатами, они сделали вид, будто ничего не заметили. Другие народы, населявшие побережье Средиземного моря, также поспешили установить добрые отношения с царем, в руках которого была их судьба.
Явились и иберийцы: на полуострове, который они населяли, серебро «росло, как трава». И посланцы Киренаики. (Сегодня это пустыня, а в те времена Киренаика была плодородной и богатой.) И ливийцы, и эфиопы. И фракийцы, геты, кельты, иллийцы с Балкан. Явились сицилийцы и обитатели Сардинии. Из Италии приплыли жители Бруттия, Лукании, Этрурии, потребовавшие в своей святой простоте свободы плавания по морям под пиратским флагом. Были послы из Рима — Рима, захватившего на своем долгом пути к мировому господству Латинскую равнину и Капую. Теперь он присматривался к городам греческой Кампании и рассчитывал на помощь македонянина в смертельной схватке с самнитами; как писал Плутарх, римляне не уставали благодарить своих богов за то, что век Александра был так недолог.
Постоянно нужно было то улаживать пограничные конфликты, то выступать третейским судьей в спорах, хвалить или ругать. Число людей, отправлявшихся к Александру за правдой, неудержимо росло, потому как народная молва утверждала, что он вершит справедливый суд. С зодчими нужно было обсуждать проекты новых храмовых построек в Делосе, Амфиполе, Додоне, Илионе, планы расширения набережной в Вавилоне и регулирования системы каналов в Месопотамии. Динократ, построивший Александрию Египетскую, приносил свитки папируса с эскизами сооружений поистине гигантских размеров.
Читать дальше