Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

К массовым свадебным торжествам в Сузах относились неоднозначно уже в античную эпоху. В новое же время, особенно в пуританском XIX веке, люди приходили в ужас. Благородных женщин поверженных стран подводили к мужчинам-победителям, будто кобыл к жеребцам. Речь шла о вторжении в самые интимные сферы человеческой жизни, брачных узах, о насилии над сердечными склонностями.

«Неужели это были те же самые люди, которые три года назад осмелились отказаться от проскинезы?» — недоуменно спрашивает Шахермайр и сам дает ответ: «Вблизи всемогущего царя они постепенно утрачивали свои собственные взгляды. Теперь сподвижники царя не только склонились перед его идеей уравнивания населения, но и согласились с новым, провозглашенным Александром планом слияния. И все-таки в осуществлении этого плана, в бракосочетании в Сузах было что-то зловещее. Сильные и гордые молодые герои играли предписанные им роли, подобно жалким статистам». [23] Шахермайр Ф . Александр Македонский. С. 395. ( прим. ред .)

Ну, что касается сердечных склонностей при выборе супруги, то в античные времена они редко принимались во внимание. Женились, руководствуясь благоразумными соображениями, исходя из того, что брак — слишком серьезное дело, чтобы предоставлять такое ответственное решение молодым людям. А что до благородных домов, особенно царского, то в них во все времена речь шла только о сословных браках по расчету. Не стоит удивляться, что ни один из девяноста женихов не воспротивился. Кроме того, невесты были хороши собой, в их жилах текла горячая кровь, к тому же они происходили из знатных родов — так почему бы и нет? Недовольство выражали лишь немногие из тех, кто уже состоял в связи с уроженками Азии, чувствовал себя при этом вполне комфортно, и радости семейного очага им были ни к чему.

Но Александр к торжествам в Сузах относился очень серьезно. Этой свадьбой он хотел дать знать, что не делает и впредь не будет делать различия между победителями и побежденными, между македонянами и персами. Действие носило символический характер, но, что являлось типичным для царя, было увязано с чисто практической целью: соединением разных наций узами крови; это должно было привести к появлению единого народа, населявшего его державу. А как же еще можно было сохранить империю и обеспечить ее будущее? Когда речь шла о смешанных браках в высших слоях общества, в первую очередь и почти исключительно имелись в виду македоняне и дочери Ирана. В будущем важнейшие посты в государстве должны были занимать дети от этих браков. К невестам, на которых женились простые солдаты, такие высокие требования не предъявлялись, это могли быть азиатки не иранского происхождения. Сопровождая солдат в обозе, они были бесправны, но, став законными женами, обретали, как и их дети, гражданские права. В многочисленных Александриях также поощрялись браки между греческими наемниками и местными женщинами. Александр мысленно представлял себе переселение народов в будущем: на берегах Персидского залива появятся финикийские мореходы, в Персии — греки, на востоке Ирана — балканские племена. Думал он и об обратном потоке миграции с востока на запад.

Усилия Александра слить македонян и персов, равно как и другие народы, в единое население империи пошли прахом после его безвременной кончины. Восемьдесят восемь из восьмидесяти девяти гетайров покинули своих персидских жен, доверенных им Александром. Лишь Селевк остался со своей Апамой, которая была родом из Бактрии. Многие из наемников, поселившихся в городах Восточного Ирана, попытались вернуться на родину, как это уже было, когда пошли слухи о смерти Александра на земле маллийцев. Наемники избегали женитьбы на местных женщинах. И остается лишь догадываться, удалось ли бы когда-нибудь реализовать идею слияния, вернее, подойти к ее реализации. С уверенностью можно сказать следующее: торговля, процветающая по всей империи, отлаженная система денежного обращения, новые города и завоеванные рынки и, прежде всего, массовая миграция — все это не могло пройти бесследно. Нельзя забывать о том, что многие планы царя только начинали претворяться в жизнь, когда смерть унесла его. И невозможно переоценить его идею ассимиляции в то время, когда властитель дум Платон утверждал, что все варвары, и в первую очередь персы, — враги, и превратить их в рабов или даже истребить — это нормально.

Но вернемся в Сузы, где эйфория воинов по поводу кошельков, туго набитых благодаря богатому приданому своих невест, исчезла в тот момент, когда глашатай объявил: каждый, у кого есть долги, должен явиться к казначею и предъявить свои долговые расписки, вслед за чем ему на месте выплачивается необходимая сумма для покрытия долга, как бы велик он ни был. То, что должно было вызвать восторг, возымело обратное действие: воины собирались в палатках, шептались и скоро пришли к единому мнению, что им готовится ловушка. Что же еще мог задумать их полководец, как не попытаться таким образом поймать тех, кто задолжал торговцам, сопровождавшим армию, взял кредиты и вообще растранжирил свое жалование? Понадобилось новое оповещение — о том, что деньги получат и те, кто не хочет называть своего имени. Только теперь они вышли из своих укрытий и столпились вокруг столов с золотыми и серебряными монетами. Толпа была многотысячной, потому что большинство воинов жили не по средствам.