Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Злая ирония судьбы заключалась в том, что пустыня, днем и ночью забиравшая все новых и новых людей, дивно благоухала. Очень сухой климат был благоприятен для роста миртовых кустарников, достигавших невиданных размеров; их смола дома ценилась на вес золота. Большую ценность представляли собой растения, из корневища которых добывали нард, использовавшийся для приготовления мазей, и желтые шарики смолы босвелии, из которой делали ладан. Финикийские купцы, сопровождавшие войско, наполняли свои мешки, несмотря на все тяготы пути, — и теряли все, как только их лошади или мулы погибали. Повозки обоза с богатой добычей индийских земель ярко полыхали. То, что не было сожжено, оставалось на обочине дороги, заносилось песком, который, словно саваном, покрывал и множество трупов, лежавших повсюду.

Переход через Гедросийскую пустыню сравнивают с бегством Наполеона из Москвы: тот же дикий хаос, разгул жестокости, когда человек человеку — волк, но и то же трогающее душу проявление любви к ближнему и товарищества. Но сравнение явно хромает, когда речь заходит о главных действующих лицах. Если корсиканец бросил армию, бежал в санях и нашел в Варшаве пристанище под чужим именем, то Александр делил со своими воинами все тяготы перехода, нужду и лишения. Он не пил, если им было нечего пить, шел пешком, если им приходилось идти, голодал вместе с ними.

Отряды, посланные на берег моря для разведки, вернулись с неутешительными новостями: и там простирается та же безводная, бесплодная, выжженная степь, по которой разбросаны хижины, построенные из костей китов и ракушек. Обитают в них примитивные существа, которых трудно назвать людьми, питающиеся остатками китов, выброшенных на берег, и повсюду мерзко пахнет протухшей рыбой. И тем не менее единственная возможность спастись — это держать курс по направлению к берегу. Теперь они шли на юго-запад, через высокие дюны, которые выглядели настолько одинаково, что проводники из местных жителей однажды утром появились у шатра Александра и сознались: «Мы не можем найти дорогу».

Александр велел высечь их, отобрал тех солдат и командиров, которые все еще казались сохранившими силы, и поскакал на юг, определяя путь по звездам. На третью ночь в лицо им подул соленый ветер. Всего пять человек из его сопровождения остались в живых. С ними он достиг, наконец, берега близ Пасни, остановил коня и долго, не веря глазам своим, смотрел на пенную полосу прибоя. В песке под раскидистыми пальмами они вырыли мечами ямку. Там была вода. Не горькая, не соленая — невыразимо вкусная, чистая пресная вода. Теперь 320 километров марша до Пуры (Бампур?) показались солдатам прогулкой. На полпути им повстречался караван с продовольствием, посланный сатрапами, получившими тревожное известие от Александра. Они были в пути шестьдесят дней.

По словам македонских ветеранов, все тяготы, выпавшие на их долю за все время азиатского похода, не идут ни в какое сравнение с теми, что им пришлось вынести в Гедросии. Большинство из них с честью вышло из этого испытания, хотя многим было уже под шестьдесят, — феномен, прежде в античных армиях неизвестный. Наибольший урон смерть нанесла восточным подразделениям и обозу, где жертвами стали женщины и дети. Гетайры, царские щитоносцы, лучники, пешие воины, которых боялись на востоке, как огня, вряд ли пробуждали подобные чувства в жителях Пуры сейчас, когда они вступали в город. К ним испытывали, скорее, жалость. Некогда блестящие, непобедимые, сейчас они были беспомощны, побросав оружие в пути; некоторые опирались на грозное копье, как на палку. Те, кто еще мог ехать верхом, тряслись на дохлых клячах. В город вошли молча. Силы природы одолели армию, победить которую не мог никто.

Заново одеть, вооружить и накормить воинов было делом несравнимо более легким, чем вернуть им веру в себя. Но вино и плодородные просторы Кармании, по которым они шли уже целую неделю, сделали свое дело. Казалось, сам Дионис вел войско, еще недавно выглядевшее весьма плачевно. Теперь же вечером каждого дня после тягот перехода устраивалось шумное застолье — ели, пили, ища отдохновения и забвения. Постепенно настроение в армии поднялось, особенно после того, как разведывательный отряд всадников сообщил о прибытии Кратера, благополучно, без потерь совершившего переход через перевал Мулла, Арахозию и Дрангиану. Александр радостно приветствовал его. Но с еще большей радостью он встретил бы другого сподвижника, судьба которого ему и ночью не давала покоя, — Неарха. Еще в ноябре, с началом сезона муссонных дождей, командующий флотом должен был выйти из Патталы. Но близился уже конец декабря, а поисковые отряды, направляемые царем в сторону побережья, не приносили желанных вестей. Наконец один из наместников прибрежных земель сообщил радостную новость, лично явившись в шатер Александра и ожидая щедрой награды: «Неарх благополучно прибыл и уже направляется сюда». Но дни шли, а флотоводца все не было. Царь велел заковать в цепи несчастного, превратившего его ожидаемую радость встречи в жесточайшее разочарование. Ничто более наглядно не свидетельствует о том, насколько расшатаны были тогда нервы царя. Но его наместник был совершенно прав: разведка наткнулась на шестерых бродяг, один из которых, грязный и обросший, на вопрос, не известно ли им что-нибудь о месте нахождения Неарха, царского флотоводца, ответил: «Я и есть Неарх».