Михаил Бойцов - Бог, Рим, народ в средневековой Европе

Второе объяснение имеет отношение если не прямо к тексту Золотой буллы 1356 г., то к информационному полю вокруг нее. Как известно, в Булле имелось положение, согласно которому курфюрсты должны ежегодно собираться под руководством государя, чтобы обсуждать насущные политические проблемы «на благо империи и мира» [351] «<���…> ut sacri imperii principes electores ad tractandum de ipsius imperii orbisque salute frequentius solito congregentur <���…> quod iidem principes electores de cetero per singulos annos semel, transactis a festo pasche resurrectionis dominice quatuor septimanis continue numerandis, in aliqua civitatum sacri imperii personaliter congregentur <���…>» (MGH Const. T. 11. P. 596 (Cap. XII)). . Хотя из таких запланированных собраний состоялось лишь одно — в самом конце 1356 г., — вряд ли всего два года спустя Рудольф IV и его советники могли быть уверены, что новый институт, о котором, наверное, уже распространялись всяческие слухи, так никогда и не заработает.

Нельзя утверждать (как в литературе иногда делается), будто Рудольфу очень хотелось войти в число курфюрстов: на их исключительное право избирать нового главу империи создатели «Большой привилегии» нигде не посягнули. Наверное, потому, что главная цель австрийского герцога состояла (как было, думается, достаточно подробно показано выше) вовсе не в том, чтобы оказаться среди избирателей, а в том, чтобы самому быть ими избранным. Зато вступить в круг курфюрстов как высших советников императора ему, видимо, представлялось выгодным [352] Хубер неправ, полагая, что требование допуска Рудольфа в число ближайших государевых советников автоматически означает приравнивание его к курфюрстам: Huber A. Geschichte… S. 8. Осторожнее формулирует Линднер, соглашаясь, что герцог не становится курфюрстом, войдя в «самый тайный совет» императора и курфюрстов, но принимает участие в выработке важнейших решений ( Lindner M. Op. cit. S. 190). . Отсюда и мог появиться «самый тайный Римский совет», получивший от Цезаря полномочия обсуждать все важные дела в империи — но почему-то лишь после того, как в него вошел «дядя», приобретший Австрию в феодальное владение. Впрочем, «самый тайный Римский совет» и образоваться мог только что — ведь грамота составлена в самый первый год правления (regnum) Цезаря, когда ему следовало заново выстраивать систему своей власти…

Кстати, в самом выражении secretissimum consilium Romanum угадывается, кажется, исходное выражение немецкого черновика. Наверное, оно звучало как unser geheimste (или heimlichste) Römische Rat (в соответствующем диалектном варианте). В латинском тексте здесь из-за грамматических несогласований просматривается правка, до сих пор исследователями не отмечавшаяся. Сначала речь шла вполне логично о приеме в состав совета одного только «дяди». Потом сочинители спохватились и вставили «et omnes eius successores», но забыли отредактировать заново всю фразу целиком.

Какое бы объяснение ни предпочесть, суть одна и та же: Рудольф IV стремился быть как можно ближе к императору как политическому центру империи и участвовать в принятии важнейших решений. Тем самым ни о каком «австрийском сепаратизме» в данном случае и говорить не приходится. Наоборот — герцогу, скорее всего, мечталось стать второй по значимости фигурой в империи. Только приняв это во внимание, можно правильно понять один из центральных пунктов пожалования: Цезарь передает «Восточную землю» со всеми ее благами своему родственнику, не оставляя ничего за собой и отказываясь от всякой власти над ним (и его преемниками). Наверное, именно такие отношения с Карлом IV представлялись Рудольфу идеальными: император не принимает ни одного важного решения, не посоветовавшись с зятем, но при этом никоим образом не вмешивается в дела его княжества. На сепаратизм это совсем не похоже: цель фальсификаторов состоит в укреплении позиций Рудольфа IV именно как имперского князя.

Историки справедливо обращали внимание на то, что получателем привилегии оказался не анонимный «дядя» с его потомками, а земля Восточного края, представленная ее обитателями. В качестве последних понимались, надо полагать, только знатные люди, которые должны были отныне держать «феодальные владения» от своего сеньора — родственника их завоевателя. Образ «земли» как юридического субъекта, к которому привилегии и относятся, проводится сочинителями последовательно через весь комплекс «Большой привилегии». Смысл этой концептуальной находки определен в исторической литературе, думается, верно: она является еще одним средством преодолеть «прерывистость» австрийской истории. Средство это отлично сработает и в том случае, если родство Рудольфа IV с Юлием Цезарем не признают безоговорочно. Ведь окажется неважным, какие княжеские династии сменяли друг друга в Вене: никакие перемены не приведут к упразднению давних привилегий — потому что они были даны не князьям, а «земле» как неизменному целому.