Михаил Бойцов - Бог, Рим, народ в средневековой Европе

При этом трудно не признать правоту тех, кто утверждает, что основы средневековых протонациональных дискурсов были созданы в значительной степени интеллектуальными приемами и экзегетикой , присущими именно специфически иудео-христианской (т. е. библейской и патристической) традиции [650] В последнее время на этом особенно настаивает Э. Гастингс ( Hastings A. The Construction of Nationhood. Ethnicity, Religion and Nationalism. Cambridge, 1997. Chap. «Religion Further Considered»). Фундаментальное значение имеет огромный труд А. Борста: Borst A. Die Turmbau von Babel. Geschichte der Meinungen über Ursprung und Vielfalt der Sprachen und Völker. Bde. 1–6. Stuttgart, 1957–1961). См. также: Bost H. Babel. Du texte au symbole. Genève, 1985; Hastings A. Holy Lands and Their Political Consequences // Nations a. Nationalism. 2003. Vol. 9. No. 1. P. 29–54. . В то же время кажется, что дискурсы этого типа не возникали за пределами семиотического поля, созданного иудео-христианской культурой. Пост племенные «национальные»/этнические дискурсы, которые нам хорошо знакомы по европейскому опыту, вряд ли могли бы возникнуть в исламской [651] См., например: Choueri Y. M. Arab Nationalism. A History. Nation and State in the Arab World. L., 2000. , конфуцианской [652] См., например: Chinese Nationalism / ed. by J. Unger. L.; N. Y., 1996. или буддистской культуре без контактов с христианскими обществами. Кроме того, есть много оснований думать, что внутри иудео-христианской традиции присутствуют весьма существенные различия между восточнохристианской (особенно византийской) и западнохристианской культурой в том, что касается представлений о nationes и gentes. По всей видимости, это привело к появлению многих отличий в генезисе и эволюции протонациональных/национальных дискурсов в обществах Византийского содружества от того, как аналогичные процессы протекали в пределах «латинского» мира.

Сошлемся на пример трех западных средневековых стран, сравним их опыт с тем, что известно о византийской культуре.

Средневековая Чехия — один из случаев, когда видно, что протонациональные/национальные дискурсы сложились уже в XIV–XV столетиях. Структура протонациональных/национальных дискурсов гуситской эпохи [653] См. особенно труды Ф. Шмагела (F. Smahel), а также: Graus F. Die Nationenbildung der Westslawen im Hochmittelalter. Sigmaringen, 1980; Мельников Г. П. Этническое самосознание чехов и национальные проблемы в Чехии в гуситскую эпоху (конец XIV века — 1471 год) // Этн. самосознание славян XV в. М., 1995. С. 77–113 (и другие работы Г. П. Мельникова). и этнические/этнонациональные представления так называемой «Хроники Далимила» немногим отличаются от чешских национальных, этнонациональных и националистических дискурсов XIX в. Этнонациональные представления XIV–XV вв. были частью сохранены, частью развиты в соответствующих дискурсах эпохи Реформации, Контрреформации, католической реформы и барокко. Имеем ли мы дело с «чешской аномалией» или с европейской «нормой»?

Пример Польши (да и других стран латинского Запада) склоняет думать, что в Чехии мы сталкиваемся скорее с нормой, чем с исключением… В средневековой Польше (Польском королевстве) дискурсы, в которых поляки выступают как «natio», «gens», как «средневековая этническая нация», — довольно частое явление, и «нация» здесь никак не ограничена одним лишь рыцарским сословием. Это особенно ясно в периоды острой конфронтации с немцами. Позднее, в раннее Новое время (XVI–XVII вв.), такие концепты, как Poloni, Lithuani, Rutheni (в качестве именно этнических концептов) были органической частью «высокой» культуры Речи Посполитой [654] См., например: Kot St. Świadomość narodowa w Polsce w XV–XVII w. // Kwartalnik Historyczny. 1938. T. 52. N. 1; Tazbir J. Polish National Consciousness in the 16th to the 18th Century // Harvard Ukrainian Studies. 1986. Vol. X. No. 3–4. P. 316–335. . Эти концепты и связанные с ними представления не относились к одной лишь шляхте. Было бы трудно отрицать типологическую близость этих дискурсов и национальных/националистических дискурсов XIX в.

Опыт Франции, который обычно рассматривается как «классический» случай «типичного» модерного национализма, как кажется, вовсе не противоречит тому, что сказано о Польше и Чехии. Французская революция, подчеркивая равенство всех граждан, принадлежащих к одной нации, в самом своем наборе понятий, касающихся «французскости», опиралась на традиции предшествующих эпох [655] См., например, книгу К. Бон ( Beaune C. Naissance de la nation France. P., 1985), а также: Dupont-Ferrier G. Le sens des mots patria et patrie en France au Moyen Âge et jusqu’au début du XVIIème siècle // Rev. historique. 1940. T. 188. P. 89–104; Lestocquoy J. Histoire du patriotisme en France des origines à nos jours. P., 1968; Bell D. A. The Cult of the Nation in France. Inventing Nationalism, 1680–1800. Cambridge, MA, 2001; Idem. Recent Works on Early Modern French National Identity // J. of Modern History. 1996. Vol. 68. No. 1. P. 84–113; Tallon A. Conscience nationale et sentiment religieux en France au XVIème siècle. Essai sur la vision gallicane du monde. P., 2002. . Трудно было бы отрицать, что в эпоху французских религиозных войн (этно)национальные (идентитарно-национальные; французские сознание и язык не принимают слово «этническое» в данных контекстах) дискурсы существовали, были распространены в разных социальных слоях и не подразумевали одно лишь дворянское сословие [656] Yardeni M. La conscience nationale en France pendant les guerres de religion (1559–1598). P.; Louvain, 1971 и другие работы М. Ярдени. . Есть основания утверждать, что концепция «национального» государства, антисословный пафос Французской революции и республиканский национализм XIX–XX вв. включали и «этнические» компоненты.