Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

В своём женевском дневнике Анна Григорьевна вспоминает о разговоре, который состоялся у неё с будущим мужем в первые дни их знакомства. Упомянув о семействе покойного брата, Достоевский поведал, «как жених, дочь и мать собирали совет, желая отстранить его от дела, а когда он сам отстранился, то мать же пришла просить, чтобы он её не оставил, а опять начал бы помогать, как это было и прежде» [646]. Из чего следует, что против фактического редактора «Эпохи» был предпринят семейный демарш: жених (Владиславлев), дочь (Мария Михайловна) и мать (Эмилия Фёдоровна) пытались оттеснить его от руководства журналом. Учитывая те добровольные жертвы (в том числе материальные), которые Достоевский принёс для спасения издания брата, это было неблагородно. И если вдове Мих-Миха писатель, судя по всему, простил этот неразумный «наезд», то к оборотистому жениху у него могла возникнуть стойкая неприязнь. Кстати, неприглашение на свадьбу было, скорее всего, не причиной, а следствием этого родственно-издательского конфликта.

Достоевский был сильно раздражён против Владиславлева и в одном из писем именовал его «негодяем-мужем» [647]. Хотя, казалось бы, ему должны были быть симпатичны воззрения философа-идеалиста, пусть даже и обладавшего, на взгляд В. В. Вересаева, «лицом уездного лабазника» [648]. Но особенно глубоко переживал он ссору с племянницей. В рулеточном Гомбурге, играя напропалую, видел во сне жену «негодяя-мужа», с которой он якобы помирился. Сон оказался в руку: по возвращении Достоевских в Россию отношения были восстановлены.

Неизвестно, посещал ли Достоевский лекции Владиславлева. (На чтениях Вл. Соловьёва он, например, присутствовал.) Одни слушатели уверяют, что лекции эти «отличались ясностью и отчётливостью изложения» [649]. Другие (тот же Вересаев), напротив, констатируют, что читал Михаил Иванович бездарно. « Многоуважаемейший (слог Владиславлева)», – замечает Достоевский в одном из писем, намекая, очевидно, на семинарское происхождение родственника. Тот, кстати, был ещё и прижимист. Ныне здравствующий правнук философа со слов своего деда, родного сына М. И. Владиславлева, сообщает семейную байку – как прадед, должный представиться государю, решил сэкономить на лосинах. Заметивший подобное нарушение этикета император Александр III, слегка щипнув ректорские панталоны, интимно шепнул на ухо представляемому: «Почём брал, Михал Иваныч?» [650]

Но уж вовсе не анекдот – капитальная «психологическая теория» Владиславлева, выводящая меру почитания и уважения того или иного лица из суммы его доходов. «Хохот перекатывался по всему Петербургу. Студенты справлялись друг у друга, сколько кто получает в месяц денег, и определяли, к кому кто должен питать презрение, к кому уважение и восхищение» [651]. То есть – кому быть многоуважаемейшим : философа подвёл слог.

Как бы то ни было, Михаил Иванович совершил одно благое дело. Будучи сыном старорусского сельского священника, именно он присоветовал Достоевским проводить летние месяцы в Руссе: детям полезны соляные ванны. Полезны они и дамам. Наконец-то «обитель дальная трудов и чистых нег» была обретена.

Конечно, Старая Русса – не Достоево и не Даровое: её трудно причислить к разряду родовых гнёзд. Однако «аура присутствия» в сильнейшей степени осеняет это скупое пространство. И не только потому, что Скотопригоньевск последнего романа вобрал в себя природу и топографию места.

Старая Русса – единственная точка на карте России, выбранная свободным сердцем художника. Москва – это место рождения, назначенное судьбой. Петербург – город, куда он был отдан в учение и который приковал его к себе цепями работы и долга. Омск и Семипалатинск – там он оказался отнюдь не по собственной воле. И лишь Старая Русса – вольный выбор его души, пусть и сделанный не без подсказки здешнего уроженца.

Рекомендуя Достоевским Старую Руссу, Владиславлевы упирали на то, что от приёма здешних соляных ванн их дети значительно поздоровели. Среди поздоровевших, несомненно, присутствовал и четырёхлетний Владимир, старший сын Владислав левых. Когда Достоевский умер, мальчику было чуть меньше тринадцати. Можно сказать почти наверняка, что они знали друг друга.

Владимир Михайлович, явившийся в этот мир через семь лет после падения крепостного права и покинувший его по завершении Сталинградской битвы, фигура весьма колоритная. Внешне он был чрезвычайно похож на отца. И оба они напоминали ещё одного персонажа – «ведущего» бурлака на знаменитой картине Репина. (Как видим, связь Владиславлевых с живописью передвижников – почти мистического свойства.) На этом, впрочем, сходство между отцом и сыном заканчивалось.