Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

По старой памяти он не чужд и политики.

В 1917 г. под псевдонимом Авл Геллий он выпускает (за собственный счёт) брошюру «Большевицкое движение»: поиск этого раритета в московских книгохранилищах потребовал от нас некоторого труда. Объём издания невелик – 26 страниц. Текст состоит из четырёх глав и заключения. Судя по тому, что в брошюре обсуждаются первые шаги нового Советского правительства (название одной из глав – «Законодательная деятельность Совета народных комиссаров»), а о разгоне Учредительного собрания автору ничего не известно, сочинение Владиславлева увидело свет, скорее всего, в декабре 1917-го. Это – взгляд современника-очевидца (причём взгляд из провинции ): чуть ли не первый обобщающего характера отклик на последствия Октябрьского переворота.

По своим воззрениям автор – убежденный социалист. Тем интереснее его «Большевицкое движение».

Заметим сразу – Владиславлев далеко не в восторге от победы большевиков. Он убеждён, что законодательной работой должны были заняться не они, а имеющее скоро открыться Учредительное собрание. Но увы. Большевики бодро запустили законотворческую машину. «Один за другим сыплются декреты, один другого важнее. Как бы ни были незначительны люди, от которых они исходят, – к их произведениям, как к фактам общественной жизни, мы должны отнестись внимательно».

В брошюре Владиславлева нет ни оголтелых политических ругательств, ни яростных обличений. Она спокойна по тону, можно сказать, даже аналитична. Но в этом, пожалуй, её достоинство. Автор воздействует на читателя не столько фигурами речи, сколько внятным изложением фактов, которые говорят сами за себя.

Он повествует о катастрофе на фронте: чем дольше тянется перемирие, тем тяжелее, по его мнению, будут немецкие условия мира. Зато большевики ничуть не страшатся ужасов гражданской войны. «Кровь войск немецкого кайзера для них точно святыня, кровь русских солдат, матросов и казаков – для них вода». Останавливаясь на первых декретах советской власти, Владислав лев констатирует, что «правительство Ленина и Троцкого – как ни дико всё это звучит – вводит социализм». Внук петрашевца и, надо думать, читателя Фурье, он не может не остановиться на этом жгучем вопросе.

Владиславлев полагает, что Россия совершенно не приуготована к немедленному введению нового экономического уклада. Поэтому большевистское правительство может осуществлять свои радикальнейшие прожекты исключительно вооружённым путем. Это свидетельствует о его несостоятельности. «Более решительной и в то же время более слабой власти у нас ещё не бывало». Он говорит, что преждевременные и к тому же «безграмотнейшие опыты с социализмом» лишь подорвут веру в него у очень многих людей, что «анархический синдикализм Ленина и Троцкого» есть прямое следствие бланкизма и что следует преобразовать разрушительные идеи современных марксистов «в чисто эволюционное учение с кооперацией в виде моста от хаотического частного хозяйства к планомерному общественному». Он уверен: «Силы социалистов должны быть сосредоточены на кооперации, будущие возможности которой в направлении к социализму кажутся пока беспредельными». Понадобятся почти пять лет «войн и революций», чтобы в последних работах изобретателя НЭПа забрезжило нечто подобное.

В декабре 1917 г. многие российские газеты (разумеется, не «монархические» и не «кадетские», которые сразу были закрыты) ещё позволяют себе довольно резкую критику новой власти. Среди самых страстных её оппонентов – А. М. Горький, чьи «Несвоевременные мысли», в некоторых пунктах прямо корреспондирующие с рассуждениями Владиславлева, позднее будут напрочь изъяты из общественной памяти. Можно ли сомневаться, что «Большевицкое движение» до времени тоже покоилось в спецхране?

«…Какие-то гимназисты, – продолжает Владиславлев, – сорвались с ученической скамьи и творят историю…» Это взгляд интеллигента на полуинтеллигентов – на тех, кто позднее получит имя «образованцы». При этом автор предаёт огласке «один эпизод», ещё не бывший, по его словам, «достоянием печати». Следует привести этот текст.

При разборе бумаг нижегородского жандармского отделения в начале марта нашли алфавитный список лиц, служивших при Главном Жандармском Управлении, но затем забракованных за негодностью, так что жандармское управление предлагало больше уже их не принимать на службу. В числе лиц, помещённых в этом списке, были Лейба Бронштейн-Троцкий и Анатолий Васильевич Луначарский, оба аттестованные «литераторами». Подлинный список был представлен в свое время Керенскому, но Керенский, с обычным ему замазыванием всяких шероховатостей, не дал этим данным дальнейшего движения. Так дело и заглохло.