Этим гостем был Аристагор из Милета. Не многие иностранцы ступали на землю Спарты, не говоря уж о гостях из недорийского греческого мира Ионии за Эгейским морем. Однако Аристагор прибыл с особой срочной миссией — добиться военной поддержки Спарты в предполагавшемся восстании против Персии, так называемом Ионийском восстании. На языке времен Геродота Аристагор был «тираном» — неизбираемым и никому не подотчетным единовластным правителем. Он был обязан своим положением протекции, оказанной ему его предшественником Гистиеем, и контролю над военными силами, поддерживаемыми персидским сатрапом в близлежащих Сардах. Вероятно, он был в большей мере абсолютным деспотом, чем, например, афинский тиран Писистрат (умер в 527 году). Однако само его положение было достаточным, чтобы внушать подозрение, особенно поскольку он правил Милетом, по существу, как персидский ставленник.
Согласно рассказу Геродота, никто вообще не интересовался у спартанской общественности, желает ли она поддержать Аритагора против Персии. Это могло быть случайным упущением, но также вполне могло отражать тот факт, что политическое устройство Спарты было фундаментально олигархическим, слегка замаскированным видимостью общественного консенсуса. В 500 году Спартой правил могущественный царь Клеомен I, державший под контролем немногочисленную элитарную спартанскую герусию, или «сенат», состоявший из двадцати восьми избираемых членов и еще одного царя по должности, всего из тридцати человек. Это значило, что он мог диктовать политику Спарты независимо от мнения граждан в целом. Но Геродот слегка приукрасил положение, утверждая, что единственным человеком в Спарте, обладающим влиянием на царя, была девочка лет восьми, его единственная дочь Горго (будущая жена Леонида, сводного брата Клеомена). Вероятно, Аристагор провел подготовку, чтобы обеспечить себе поддержку Клеомена, прибегнув к известной падкости спартанцев на взятки, когда Горго резко напомнила отцу о его моральном и царском долге.
Геродот также обычным для себя образом раскрывает то, что на самом деле говорит против Аристагора. Для того чтобы спартанцы смогли наложить лапу на хранимые в Сузах богатства, им пришлось бы предпринять трехмесячный марш в глубь Азии на большом удалении от Эгейского побережья. Однако спартанцы были в сущности сухопутными жителями, а не моряками. Как мы видели в Главе I, в 525 году они уже предприняли набег через Эгейское море на остров Самос в попытке свергнуть тирана Поликрата. Однако эта неудачная попытка явилась плохим прецедентом для такой десантной операции, какую предлагал Аристагор. Поэтому милетец покинул Спарту с пустыми руками. Однако в только что получивших демократию Афинах его миссия имела значительно больший успех, что дало Геродоту возможность выставить в благожелательном свете отказ единственного спартанца Клеомена сравнительно с согласием тридцати тысяч легковерных афинян [28] Поскольку в целом Геродот отзывается о Клеомене негативно и поскольку в другом месте он восхваляет решающее военное значение Афин как демократии, предположительно на его суждение повлияла его собственная убежденность в том, что Ионийское восстание было в высшей степени абсурдным.
.
За главенство Клеомена в Спарте приходилось платить немалую политическую цену. Он получил трон, наследственно зарезервированный для царского семейства Агиадов, около 520 года при неоднозначных обстоятельствах, поскольку родился от второй жены своего отца Анаксандрида, и при том, что тот состоял в двойном браке. Дорией был старшим сыном первой и совершенно законной жены Анаксандрида, но родился после Клеомена, и его претензия на трон была отвергнута. Он удалился в страшном гневе и умер. Около 515 года другая царская династия — Эврипонтиды — прошла через значительно более гладкий процесс преемственности, в результате которой на трон взошел Демарат. Однако и у Демарата было небезупречное прошлое и вопросительный знак относительно его легитимности, который Клеомен превратил в конце концов в точку. Вероятно, они с Клеоменом никогда на самом деле не ладили; согласно Геродоту, это было обычными отношениями между двумя царственными домами. В 506 году они публично рассорились с фатальными последствиями, сначала из-за внешней политики Спарты, а в конце концов, из-за самого Демарата.
В середине шестого века Спарта уже считалась самой мощной военной державой в континентальной Греции, поэтому Крез Лидийский заключил союз со Спартой против нарастающего могущества Персии (хотя этот союз и не имел последствий). Конкретно, Спарта обладала сильнейшей пешей армией, ядро которой составляли ее граждане гоплиты. В отличие от других греческих городов, каждый полноправный взрослый гражданин Спарты по определению являлся членом спартанской фаланги гоплитов. Опять же, что было необычно, оружие и оборонительное вооружение гоплитов выдавалось спартанским воинам централизованно из арсенала, который обеспечивался и хранился усилиями неполноправных спартанцев, называвшихся периэками, или «живущими вокруг». Поскольку закон воспрещал самим спартанцам заниматься чем-либо, кроме войны, оружие и броню изготавливали для них свободные, но политически бесправные жители около восьмидесяти маленьких городков и деревень, в основном сосредоточенных в гористой и прибрежной Лаконии и у побережья Мессении. Некоторые периэки были достаточно состоятельны, чтобы позволить себе экипировку для сражений в качестве гоплитов, и Спарта за свою историю все более зависела от этих вспомогательных гоплитов [29] Уже в битве при Платеях в 479 году численность таких гоплитов (5000 чел.) на поле боя была равна числу спартанцев.
.
Читать дальше