Однако другие сведения Полибия позволяют усомниться в принятии Спарты в состав союза. Во-первых, прослеживается явное противопоставление спартанцев членам лиги: этолийцы постановили поддерживать мир со Спартой, Мессенией «и всеми прочими», чтобы привлечь на свою сторону ахейских союзников (Polyb., IV, 15, 8). Кроме того, когда спартанские послы пообещали Филиппу «исполнять во всем обязанности союзников» (Polyb., IV, 23, 6), царь Филипп в ответ на это отправил в Спарту посла, призывая спартанцев «оставаться дружественно расположенными к нему и македонянам » (Polyb., IV, 24, 8). Спартанцы не упоминаются в числе союзных делегатов в Коринфе, где решался вопрос об объявлении войны Этолийской федерации (Polyb., IV, 25, 1–4).
Но молчание Полибия относительно спартанских синедров в Коринфе (Polyb., IV, 25) вовсе не доказывает отсутствие самих спартанских делегатов на заседании синедриона. Стоит вспомнить, что на этом заседании было высказано много жалоб от союзников на этолийцев, что послужило причиной принятия решения об объявлении им войны. Вполне возможно, что у Спарты таких жалоб не было, с обвинениями они не выступали, именно поэтому их представители и не упомянуты в числе присутствовавших. Стоит вспомнить пассаж Полибия, в котором этолийцы намеренно противопоставляли спартанцев их союзникам (IV, 15, 8). Вероятно, они рассчитывали на отход Спарты от лиги в будущем (что и произошло). В таком случае, этолийцы должны были постоянно демонстрировать свое искреннее расположение к ее гражданам. Может быть, изменившиеся взаимоотношения с этолийцами и повлияли на позицию спартанцев в Коринфе. Им не в чем было обвинить Этолию на собрании синедров.
На основании упомянутых пассажей Полибия Б. Шимрон [420]делает вывод, что со Спартой действительно был заключен договор, но это была симмахия «с Филиппом и македонянами», поскольку данные Полибия об атом, как он полагает, «более внятные», чем об участии спартанцев в Эллинской лиге. Кроме того, по его мнению, Арат, один из «архитекторов» лиги, был заинтересован не во включении Спарты в лигу, а скорее в ее аннексии. Однако ему пришлось считаться с тем немаловажным обстоятельством, что победителем при Селассии был не он, а Антигон, поэтому ахейский стратег вынужден был следовать за македонским царем.
Причин столь великодушного отношения Ангтигона Досона к Спарте было несколько. Во-первых, он надеялся привлечь симпатии большинства жителей Греции, во-вторых, Спарта служила политическим противовесом Ахейской федерации, в-третьих, македонский царь стремился действовать мягко и осмотрительно, поскольку любое проявление жесткости по отношению к грекам было бы негативно воспринято союзниками Македонии. Г. Бенгтсон полагает [421], что лишение Спарты независимости не входило в интересы ахейцев и македонян, им было достаточно изгнать царя Клеомена. Н. Хэммонд [422]также высказывается за существование альянса Спарты с македонским царем, а не с Эллинской лигой. В то же время В. Д. Жигунин [423]считает, что «Спарта как побежденная держава» вообще не могла быть членом лиги.
Не углубляясь в дискуссию по данному вопросу, необходимо отметить, что утверждение о включении Спарты в Эллинскую лигу, вероятно, ближе к истине, поскольку самыми убедительными свидетельствами участия Спарты в союзе являются два приведенных выше указания Полибия о невмешательстве во внутренние дела союзников и о ратификации решения о войне. Во-первых, в деле об убийстве промакедонски настроенных лиц в Спарте Филипп следовал договору лиги: во внутренние дела союзников он вмешиваться не стал, поскольку совершенные кровавые деяния все же не представляли угрозы для союза в целом, и ограничился выражением неудовольствия (Polyb., IV, 22–24). Во-вторых, тот факт, что в Спарте должна была проводиться ратификация положения о войне, выглядел бы довольно странно, если бы спартанцы не участвовали в вынесении самого решения.
Вероятно, Спарту можно считать государством, находившимся на «особом положении» в Эллинском союзе. Включая ее в лигу, союзники поставили Спарту под общий контроль. Спартанцам было запрещено (как и другим членам союза) вести самостоятельную внешнюю политику, совершать враждебные действия по отношению к членам лиги под угрозой наказания. Возвращение изгнанных Клеоменом граждан, видимо, должно было повлечь улаживание вопросов собственности, что на время отвлекло бы спартанцев от участия в политических интригах. Кроме того, в Пелопоннесе был оставлен царский представитель Таврион (Polyb., IV, 6, 4; 87, 8), которому, вероятно, подчинялся уполномоченный по делам Спарты беотиец Брахилл [424](Polyb., XX, 5, 12). Таким образом, Спарта находилась под постоянным контролем союзников.
Читать дальше