Наталия Московских: Последний

Еще будучи инициативным «желторотым юнцом», как любил называть его отец, Дрейк Талос, начиная свой бизнес, понимал, что среди его клиентов будут встречаться по большей части заносчивые и самовлюбленные кретины, которые готовы будут изображать серьезных личностей с вызванной обстоятельствами д е ла глубокой личной драмой, скрываемой под наигранной сдержанностью. Дрейк знал, что в этих людях содержания будет куда меньше, чем те постараются показать, однако перспективы эти его совершенно не пугали. С детства он понимал, что его вообще ничто не должно в жизни пугать, лишать мотивации, притуплять его силу воли и смягчать характер, потому что он родился черным. Отец частенько говорил ему, еще когда Дрейк был совсем маленьким, что черному нужно работать втрое усерднее, чем белому, чтобы доказать, что он чего-то стоит. Сам Дрейк по молодости практически не обращал внимания на различия в цвете кожи, разрезе глаз или акценте, однако со временем убедился, что эти факторы являются определяющими для большинства людей.

Когда Дрейк поставил на ноги собственное дело и завязал множество полезных знакомств, он вдруг осознал, что ненавидит людей всех рас и национальностей одинаково. И даже к темнокожим, страдавшим от насмешек и понуканий столько же, сколько и Дрейк в детстве и молодости, у него не просыпалось братских чувств.

Разумеется, он прятал свою неприязнь за дружелюбной улыбкой — столь хорошо проработанной и отточенной годами, что даже прожженным кинокритикам не оставалось шанса уличить его в неискренности. Но в душе он чувствовал, что год от года холодеет к людям, и для них в его сердце не остается ничего, кроме насмешек, делового подхода и рабочего цинизма. Он ходил в церковь и каждый раз просил Бога избавить его от этой ненависти, но, видимо, Всевышний рассматривал просьбы чернокожих только после просьб белых людей, а белых молитв Он получал слишком много. И почему Он не мог создать всех людей одинаковыми? Этим вопросом Дрейк задавался весьма часто, пока хитросплетения судьбы не познакомили его с историей его последнего клиента. Вот уж, чьи переживания и впрямь были взращены не на любви к собственному эго, не на ошибках богатого сынка, перенявшего управление бизнесом от мертвого папаши, и не на непродуманной манере вести дела, наживая опасных врагов. О, нет, судьба этого клиента действительно была особенной и вызывала невольный интерес даже у такого очерствевшего человека, как Дрейк Талос. И, заручившись доверием этого клиента, он не собирался упускать своих возможностей.

— Все тянется слишком долго, Дрейк, у меня нет столько времени, — сквозь зубы процедил недовольный клиент. Несмотря на сдержанность и отсутствие повышенных тонов в его голосе, было нетрудно увидеть, что внутри он буквально кипит от злости и нетерпения.

Это был белый бледнокожий мужчина высокого роста с волнистыми светлыми волосами, спускающимися почти до середины шеи, слегка растрепанными… впрочем, такая небрежность даже придавала ему некоторой наивной привлекательности для легкомысленных дам. Однако Дрейк не советовал бы женщинам поддаваться своим инстинктам, воспитанным на кадрах из штампованных кинолент, и флиртовать с его клиентом, пленившись таинственным образом оного — на удивление, не наигранным, а совершенно естественным — в коем неизменно сквозило нечто мужественно-аристократическое. Необычный отблеск глаз, в которых читался богатый и горький опыт долгой жизни, словно бы роднил его с сошедшим со страниц книги Оскара Уайльда Дорианом Греем, чей внешний вид оставался безупречным, а портрет вбирал в себя всю черноту и грязь его опустошенной души. Глядя на своего клиента, Дрейк иногда представлял себе, что и у него имеется подобный портрет, однако прекрасно знал, что загадочность этого субъекта заключена не в пресловутом портрете, а в явлении куда более опасном и одновременно занимательном.

Клиент внешне относился к категории «людей без возраста». На лице его едва были заметны следы легких морщинок, которые появлялись после тридцати, однако глаза… их выражение выдавало в этом мужчине едва ли не древнего старца. К слову, его вечное недовольство и придирчивость, также наводили на мысль о ворчливом старике. Слишком уж педантичным он иногда становился в мелочах, слишком уж щепетильно подходил к некоторым деталям сделки и слишком уж многого ожидал от исполнителей в кратчайший срок — воистину, нервы его были на пределе. При этом общая картина положения дел, казалось, ускользала от него, скрываясь за шорами, которые он надел по собственной воле.