Наталия Московских
Обитель Солнца
Сонный лес, Сембра
Девятнадцатый день Мезона, год 1489 с.д.п.
Даниэль Милс был против разведения костра — ему не хотелось оставлять так много очевидных следов. Однако осенние дни становились все холоднее, и без костра кто-то из группы мог простыть во время привала, что стало бы еще большей проблемой. Пришлось пойти на уступки. Скоро придет влажная, холодная и дождливая зима, во время которой, странствуя, без костра и вовсе не согреешься, и Даниэль отчаянно вопрошал у богов Арреды, за что те отняли у него Дарн именно сейчас.
Будь неладен этот Колер! — думал он, скрипя зубами от злости. Взгляд его невольно обратился к рыжеволосой девушке, пытавшейся заплести в косу свои непослушные мелкие кудри. Она казалась отстраненной, погруженной в свои мысли и, как всегда, немного печальной. Однако Даниэль, приглядываясь к ней, понимал, что сейчас ее печаль куда глубже, чем она пытается показать.
Много лет назад во время поездки в Растию Бенедикт Колер со своей передвижной группой выследил и предал казни ее родных. Лишь она и ее друг Жюскин сумели скрыться от преследования — и то, зная Жюскина — по чистой воле Тарт. Эта история оставила тяжелый отпечаток на сердце Цаи Дзеро. Суровый шрам, который никогда не заживет.
Когда эти двое осели в группе, Даниэль почувствовал небывалую нежность к Цае и решил, что берет ее под свою безграничную опеку. Даниэль Милс любил Цаю Дзеро всей силой обоих своих сердец, однако знал, что никогда не сумеет стать ей ближе брата и друга. Впрочем, если разобраться, для Цаи вряд ли кто-либо вообще мог стать ближе, такова уж была ее загадочная природа.
Некоторое время Даниэль, пытаясь эту самую природу разгадать, был крайне придирчив и суров к Жюскину, к которому Цая относилась с большой теплотой. Много сил ушло на то, чтобы притупить свою ревность, ведь он знал: Жюскин — все, что у Цаи осталось от ее прежней жизни.
Теперь у нее не было и его.
Выдохнув сквозь плотно стиснутые зубы, Даниэль приблизился к Цае, надеясь поговорить с ней и, возможно, хоть как-то попытаться облегчить боль ее утраты. Его опередила Рахиль Волой. Она подошла к бревну, на котором сидела рыжеволосая девушка, присела рядом с ней и протянула ей яблоко.
— Поешь хоть немного, деточка, ты ведь моришь себя голодом с момента, как мы уехали из Дарна, — мягко проговорила она.
Даниэль улыбнулся. Рахиль была одной из первых, кто примкнул к нему. Она была очень приятной мудрой женщиной с округлым лицом и длинными густыми светлыми волосами. Уроженка Анкорды, она была свидетельницей Ста Костров, и никто не заподозрил в ней данталли. Как кукловод Рахиль никогда не претендовала на состязание, скажем, с Мальстеном Ормонтом — свои способности она считала лишь средством, помогающим выжить. Ее мать была данталли, она родила ее тайно и не сумела выжить при родах. О том, что родилась дочь, знал только отец. Не сумев спасти свою возлюбленную, он забрал ребенка и оберегал, как мог, стараясь в меру своих сил объяснить Рахиль, в чем состоит ее особенная природа. Он преуспел, пусть и не смог научить ее настоящему искусству управления живыми существами. Однако Рахиль всегда говорила, что почивший отец дал ей главное: умение выживать. И за это она была ему по-настоящему благодарна.
Цая рассеянно приняла яблоко из рук Рахиль, но есть его не спешила.
Даниэль нервно сжал и разжал кулаки, снова решительно направившись в ее сторону.
— Она права. Ты моришь себя голодом, — строго заговорил он. — Тебе нужны силы, Цая. Поешь хоть что-нибудь.
Девушка рассеянно посмотрела на яблоко в своей руке и откусила. Складывалось впечатление, что она не ощутила ни вкуса, ни запаха спелого фрукта. Рахиль обеспокоенно переглянулась с Даниэлем и многозначительно кивнула ему, призывая сделать что-нибудь. Он лишь моргнул ей в ответ, и Рахиль поспешила удалиться. Уходя, она одарила его немного печальной, но все же ободряющей улыбкой. В отличие от самого Даниэля она верила, что в Цае Дзеро когда-нибудь расцветет интерес к нему. Похоже, она пророчила им стать хорошей парой.
Читать дальше