Наталья Сивкина - Последний конфликт в независимой Греции - Союзническая война 220–217 гг. до н. э.

Стоит обратить внимание на то обстоятельство, что обоими союзами управляли самые состоятельные граждане. Как утверждал Дж. Ларсен [413], значение «демократии» изменилось, и в эллинистическое время те государства, которые некогда считались олигархическими, можно назвать демократическими. По мнению С. К. Сизова, нет никаких оснований противопоставлять «демократический» Этолийский союз «аристократическому» Ахейскому, а если говорить о практической политике, то «высшие должности в Этолийской федерации из года в год занимали представители немногих клановых группировок, почти ту же ситуацию можно увидеть у ахейцев» [414]. И в том, и в другом союзе существовала одинаковая эллинистическая «демократия»: республиканский строй, используемый в интересах зажиточной элиты.

Борьба между имущими и неимущими слоями населения в конце III в. была значительным фактором, который принимался во внимание эллинистическими правителями. Некоторые исследователи считают, что Филипп V в определенные моменты своего правления изменял традиционной политике своих предшественников, которые опирались на аристократические круги Греции, и обращался к поддержке народных масс [415]. При этом три инцидента напрямую связаны с Союзнической войной — путч Хилона в Спарте в 219 г., заговор Апеллеса и проблемы в Ахейской федерации в 218 г., революция в Мессенни. Однако, как убедительно показала Д. Мендельс [416], подобная точка зрения на социальную политику Филиппа не вполне справедлива. Конечно, царю были свойственны демократические жесты. Тит Ливий, например, рассказывает (27, 31, 4), что на Немейских играх он, угождая народу, снял царский убор с головы, скинул пурпурный плащ и вообще всю царскую одежду и обликом сравнялся со всеми, ибо — «для свободных граждан нет ничего приятнее» (Liv., 27, 31, 4). Но такое поведение не определяет политику царя в целом. Он в данном случае сыграл нужную ему роль, создал тот образ правителя, который от него ожидали [417]. На деле же Филипп оставался верен курсу своих предшественников и опирался на зажиточные круги греческих государств.

Учитывая все вышеизложенное, следует отметить, что наличие или отсутствие социальных проблем в греческих полисах нельзя рассматривать по принципу, к какой федерации — Этолийской или Ахейской — относился тот или иной город. Действительность была намного сложнее. В каждом государстве социальные проблемы переплетались с политическими и международными, а решение этих вопросов перестало быть внутренним делом государства — в возникавшие конфликты слишком часто вмешивались третьи силы.

Наиболее ярко, с нашей точки зрения, вся совокупность социальных и политических противоречий проявились в двух пелопоннесских государствах — Мессении и Спарте. Примечательно, что в Союзнической войне они стояли по разные стороны линии фронта, что свидетельствует о существовании глубоких социальных проблем, свойственных не отдельным полисам той или иной федерации, а всем государствам Греции.

После разгрома Клеомена в битве при Селассии в 222 г. и его бегства в Египет, македонские войска без сопротивления вступили в Спарту. Было восстановлено старое государственное устройство (Plut. Cleom., 30; Polyb., II, 70, 1) — правительство эфоров без царей. Эта система была полной противоположностью той, что создавал Клеомен. Отменил ли Антигон Досон недавнюю реформу распределения земли, вопрос спорный. Возможно, изгнанные прежде спартанские граждане вернулись и завладели своей собственностью вновь, но содействовал ли этому захвату македонский царь остается неизвестным. Вероятно, гибель новых спартанских арендаторов при Селассии избавила его от необходимости разбирать земельные споры [418]. Сомнения у современных исследователей остаются и по поводу отмены Антигоном социальных реформ Клеомена. Конечно, едва ли все преобразования спартанского царя остались в силе, но в равной степени невозможно с уверенностью говорить и о полной их ликвидации.

После поражения в Клеоменовой войне Спарта, скорее всего, стала членом Эллинской лиги [419]. К сожалению, Полибий прямо не пишет об этом, он лишь намекает на этот факт в нескольких пассажах. Так, Филипп V говорит у него, что лакедемоняне пока ни в чем не провинились перед κοινή συμμαχία, a свои внутренние дела союзники могут улаживать сами (IV, 24, 4–6). Кроме того, когда послы Эллинской лиги были отправлены по решению синедриона πρός τους συμμάχους для ратификации решения о войне с этолийцами (Polyb., IV, 26, 2), они прибыли и в Спарту (Polyb., IV, 34, 1). Первый из упомянутых фрагментов, пожалуй, действительно может служить доказательством участия Спарты в Эллинской лиге. Филипп говорил о событиях, связанных с убийством в Спарте предводителей промакедонской партии (Polyb., IV, 22–23). Однако виновные тогда остались безнаказанными, так как царь признал совершенные убийства внутренним делом государства. Подобные действия Филиппа находят лишь одно объяснение: Филипп желал продемонстрировать союзникам, что соблюдение условий договора для него намного важнее, чем потеря нескольких своих сторонников. Второй пассаж подтверждает членство Спарты в лиге, так как сам факт возможности ратификации в Спарте решения о войне ставит ее в один ряд с другими участниками общеэллинского союза.