Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

Окончательная обработка текста была поручена А. Стурдзе. «Мой брат, – вспоминает Роксандра Эдлинг, – по приказу императора Александра и по его черновику составил этот знаменитый трактат» [Edling, 1888, p. 242]. А.C. Стурдза был одним из частых посетителей парижского салона баронессы Крюденер, но, в отличие от своей сестры, он держался в стороне от мистических союзов, и, видимо, был не очень в курсе того религиозного движения, в котором созревала идея Священного союза. Стурдзу гораздо больше интересовал греческий вопрос. В дневнике дочери Крюденер Жюльетты есть запись от 19 июня 1815 г.: «…утром г. Стурдза приходил навестить maman. Он говорил нам о том гнете, под которым находится Греция. Он грек и страдает при виде своего народа, порабощенного турками. Он говорил мне о состоянии религии у этого страждущего народа и о его верности учению и дисциплине Церкви Иисуса Христа. Он много занимается греческим ритуалом и изыскивает средства к освобождению своего народа. Он представил на этот счет записку Александру» [Ley, 1975, p. 120].

Когда в руки Стурдзы попал царский черновик Акта о Священном союзе, молодой дипломат, видимо, не очень понял его происхождение. Во всяком случае, в одном из вариантов своих мемуаров он описывает это следующим образом: «Я был первым, кто читал, копировал и исправлял акт о Священном союзе, написанный полностью карандашом собственноручно императором. Я не знаю, имела ли г‑жа Крюденер какое-то влияние на мысль и написание этого достопамятного документа, который, по моему глубокому убеждению, полностью принадлежит мысли и религиозному чувству Александра» [Ley, 1975, p. 127].

В другой, видимо, более поздней версии, Стурдза не только гораздо подробнее излагает те же события, но и расширяет круг лиц, причастных к составлению Акта о Священном союзе. Теперь он уже не ставит под сомнение роль Крюденер, представляющую собой, по мнению мемуариста, «редкое явление в нравственном мире; ибо в сердце ее горела истинная любовь к ближнему. В беседах сей знаменитой женщины с Императором, еще на берегах Неккара и потом в Париже, разговор невольным образом склонялся к священной цели всех благочестивых желаний – к славе имени Христова и к освящению союза народов его учением и духом. Таким образом возник проект братского и Христианского союза. Император изволил собственноручно начертать его вчерне, и нечаянно, утром, призвав к себе Графа Каподистрию, жившего со мною в верхнем этаже Елизе-Бурбонского Дворца, вручил ему черновую бумагу и велел ему просмотреть оную, присовокупив: “Я не мастер ваших дипломатических форм и обрядов; прибавьте необходимое, введите лучший порядок мыслей, но сущности их отнюдь не изменяйте! Это мое дело; я начал и, с Божьею помощью, довершу”. Каподистрия, вышед из кабинета Государя, зашел ко мне; мы вместе читали с благоговейным вниманием сии строки, сей драгоценный и верный отпечаток души Александра» [Стурдза, 1864, с. 205].

Таким образом, окончательную обработку акта о Священном союзе Александр поручает людям, стоящим несколько в стороне от той среды, в которой этот документ рождался. Первая трудность, с которой столкнулись профессиональные дипломаты, – это вопрос о практическом применении этого Акта. «Трудно было, – продолжает Стурдза, – определить переход от сей священной теории к действительным применениям» [Там же].

Но прежде, чем определить этот переход, необходимо было разъяснить европейским дипломатам и политикам, что скрывается за краткими формулировками этого документа. Удивление порождало недоумение, а недоумение приводило к поиску подводных камней. Очень скоро распространилась версия, трактующая Священный союз как воинствующую организацию, ставящую целью создание коалиции европейских монархов против Турции. Как писал Ф. Генц, «первое движение почти всех, кто узнал о существовании этого договора, было стремление видеть в нем предвестника проекта против Турции. Казалось очевидным, что христианская религия, ставшая явной целью и сакраментальным словом этого документа, вовсе не исключает операцию против неверных, и что тайное желание императора Александра заключается в том, чтобы связать первостепенные державы торжественным обязательством и предложить им своего рода новый крестовый поход» [Gentz, 1876, p. 219].

Входила в планы Александра I война против Турции под знаменами Священного союза или нет, сказать трудно. Но можно проследить природу самих слухов и чем они были вызваны. Мистика, которой увлекался в тот момент Александр I, в европейском сознании очень хорошо уживалась с имперской идеологией. Как отмечал Ф. Бродель, «у империи должна быть мистическая идея, и в Западной Европе такой идеей, объединяющей небесное и земное, был крестовый поход» [Бродель, 2003, с. 446]. Поэтому неудивительно, что присутствие большого количества солдат Российской империи в Европе актуализировало эту мифологему [122]. Обновляющаяся и побеждающая империя нуждалась в новой идеологии, и идеология Священного союза, не будучи имперской по замыслу ее создателя, легко прочитывалась европейским сознанием именно как идеология новой европейской империи с традиционной для нее идеей крестовых походов. «Эта лига великих христианских держав тотчас была воспринята как попытка восстановления средневекового христианства, возбужденного энтузиазмом крестового похода» [Ley, 1975, p. 180].