Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

Реставрацию Шишков понимал примерно так же, как и Жозеф де Местр, противопоставлявший ее революции, как выздоровление – болезни. Как и Местр, Шишков не признавал необратимыми процессы, порожденные революцией и последующими событиями. Революционные взрывы ему представлялись препятствиями на пути естественной эволюции. Он видел в них болезнь, за которой должно последовать либо выздоровление, либо смерть. Сама Французская революция, в его представлении, стала Божьей карой французам за их безбожие, а Наполеоновские войны – Божьей карой Европе и России за их подражание французам. Но, покарав народы за отклонения от предназначенного им Провидением пути, Бог избрал Россию орудием восстановления изначального порядка.

Иное идеологическое осмысление заграничных походов предложил Сергей Семенович Уваров. Назначенный в 1811 г. на должность попечителя Санкт-Петербургского учебного округа, Уваров прославился как автор «Проекта Азиатской академии», ставшего своего рода идеологическим обоснованием восточного направления российской политики [Дурылин, 1932, с. 190–195]. В начале 1812 г. Уваров выпустил брошюру «Исследование об элевсинских таинствах», снискавшую ему европейскую известность как ученому-эллинисту. Оба эти сочинения, написанные по-французски, рассчитаны были в первую очередь на европейское общественное мнение. Вспыхнувший в конце XVIII в. в Европе интерес к Востоку навел Уварова на мысль использовать географическое положение России как посредницы между Западом и Востоком. В условиях наполеоновского господства в Европе и очевидной непрочности русско-французского союза уваровская идея открывала возможность для идеологического маневра: если Россия будет проводить активную европейскую политику, то ее продвижение на восток можно будет расценивать как движение европейского авангарда – Европа во главе с Россией просвещает Восток. Если же, наоборот, царь вынужден будет воздерживаться от европейской политики, тогда можно будет восточное направление внешнеполитического курса представить как защиту Востока от европейской угрозы. И в этом случае Россия опять оказывается во главе событий.

Начавшая в 1812 г. война с французами открыла иные идеологические направления. Заграничные походы предполагали выработку нового порядка в Европе. Характеризуя позицию Уварова, М. Майофис пишет: «Если внимательно всмотреться в историю служебной и творческой деятельности Уварова 1812–1815 годов, в большей своей части хорошо документированную, то становится понятно, что все это время он энергично искал возможностей прямого контакта с монархом – причем отнюдь не только с целью получения новых чинов и званий (карьера Уварова и без того развивалась стремительно), но в большей степени для формирования и легитимизации позиции авторитетного эксперта, миссия которого будет заключаться в выработке ключевых для жизни государства концепций: внешней политики, реформы образования, взаимоотношений правительства и общества и т. д.» [Майофис, 2008, с. 71].

Уваров был моложе Шишкова на 32 года, но при этом он лучше представлял себе старорежимную Францию. В аристократических салонах Вены, где начиналась дипломатическая карьера Уварова и где молодой дипломат провел три года, он имел возможность хорошо изучить французских эмигрантов. Сравнивая князя де Линя и мадам де Сталь, в чьих личностях ярко отразились два этапа в развитии французской культуры – блистательная эпоха Людовика XV и не менее блистательное начало Французской революции, – Уваров видел не только разрыв, внесенный революцией в жизнь Франции, но и непрерывность единой интеллектуальной традиции. Он не без сожаления смотрел на умирающую старую аристократическую Францию в лице того же Линя или 80‑летней госпожи де Брионн, доживавшей последние годы в Пресбурге вместе со своей племянницей Шарлоттой де Роган, тайной супругой расстрелянного по приказу Наполеона герцога Энгиенского, и, ощущая необратимость времени, понимал, что возврат к дореволюционным порядкам невозможен.

В конце 1812 г. Уваров пишет «Размышление о том, чтó великая мощь, соединенная с великой умеренностью, может совершить для счастья человечества». В отличие от Шишкова, не рассматривающего возможность выработки новых принципов общеевропейской политики и довольствующегося старым принципом европейского баланса сил, когда ослабленной Франции противостоит усиленная Германия, Уваров стремится предложить новый международный порядок, который исключал бы возможность повторения войн. Для этого он обращается к идее вечного мира, давно уже волновавшей европейских мыслителей [Майофис, 2008, с. 70–80]. Однако Уваров не столь категоричен, как его предшественники от Сен-Пьера до Канта в том, что вечный мир возможен. Эту крайность он противопоставляет другой крайности, высказанной Гоббсом, что естественное состояние человека – это война всех против всех: «Следует быть далеким от мысли Гоббса, полагающего войну естественным состоянием человека, но при этом, не стоит разделять и благодушные мечты аббата Сен-Пьера» [Уваров, 2010, с. 158].