Юлия Кантор - Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг.

Они же были начеку, когда возник страшный пожар неподалеку от Эрмитажа, по ту сторону Невы. Люфтваффе сбросили зажигательные бомбы на Петропавловскую крепость и на соседствующий с ней сад Народного дома. Зажигалки скатывались с крепостных стен и догорали на песчаной береговой полосе у Невы. «Потом раздался оглушительный взрыв, и пламя мгновенно охватило “американские горы”, огромное аттракционное сооружение в саду Народного дома, – вспоминал Губчевский. – Стало светло, как днем. Ветер тянул через Неву в сторону Зимнего. Вскоре наши крыши покрылись слоем сажи и пепла, черными кусками покоробившейся краски, которой были окрашены “американские горы”. Ажурный металлический каркас – все, что осталось от “американских гор”, – долго еще напоминал нам об этой ночи, одной из огненных ночей, проведенных на крышах Эрмитажа» [231] Там же. .

А в музее кипела работа. Деревянные щиты закрыли выходящие на Зимнюю канавку тринадцать окон Лоджий Рафаэля [232] Там же. С. 55. . С верхних этажей спускали вниз и размещали в наиболее надежных местах оставшиеся еще не упакованными музейные вещи, запасные фонды, стаскивали по лестницам тяжелые мраморы, бронзы, художественную мебель. Каменные столешницы, торшеры, громадные декоративные вазы из малахита, порфира, лазурита, яшмы разбирали на части и уже потом сносили на первый этаж [233] Там же. С. 56–57. .

Опустевшие в июле залы античного искусства стали бомбоубежищем для самоцветного уральского камня, граненного русскими мастерами, и для штабелей картин, которые в зале Юпитера окружили постаменты эвакуированных богов, и для средневековых алебард и пик, спущенных по крутой внутренней лестнице из эрмитажного Арсенала прямо в зал Лебедя. В подвале под залом Афины решено было разместить неэвакуированный фарфор. Каменный пол подвала предварительно засыпали песком [234] Там же. С. 57. .

«В подвале под залом Афины нужно было укрыть тысячи предметов, – рассказывает Т. М. Соколова. – Это дело поручили нам, группе женщин, среди которых находилась и экскурсовод Корнилова, внучка прославленного героя Севастопольской обороны. Каждую вещь мы до половины закапывали в песок. Фарфоровые статуэтки, вазы, канделябры, обеденные, чайные и кофейные сервизы мы старались расставлять не только по размерам, но и по стилям – давала себя знать профессиональная привычка музейщика. Работали мы недели две. Огляделись перед уходом, сами поразились: экспозиция! Закончили мы работу утром 18 сентября…» [235] Там же.

Вечером 18 сентября, во время артиллерийского обстрела, которому изо дня в день подвергался город, вражеский снаряд разорвался у самого Эрмитажа, неподалеку от подъезда с гранитными атлантами, у моста через Зимнюю канавку. Раскаленное железо впилось в каменные стены, взрывная волна вышибла оклеенные бумажными полосками зеркальные окна зала Афины. Едва закончилась бомбежка, хранители кинулись в подвал – никто не знал, что стало с хрупкими фарфоровыми экспонатами, заботливо засыпанными толстым слоем песка: выдержали ли они эту страшную вибрацию, не раскололись ли? Вскрыв подвал, вздохнули с облегчением: из песка, как ни в чем не бывало, выглядывали жеманные маркизы и томные кавалеры, пастушки́ и пасту́ шки, вазы в пестрых завитках, кудреватые канделябры. Все было цело: чашки, кофейники, тарелки, супницы, солонки. Казалось, подвал сервирован на тысячу персон …

А над подвалом с фарфором, в зале Афины, с мозаичного пола, раскопанного в древнем Херсонесе и перенесенного в петербургский музей, уже сметали осколки разбитых вдребезги оконных стекол. Принесли фанеру. Пустоту оконных проемов закрыли первые в Эрмитаже фанерные щиты [236] Там же. С. 57–58. .

«Люди света» – так назвал Николай Тихонов свой очерк о блокадном Ленинграде. Стержнем его стало описание жизни военного Эрмитажа. «В великолепном Эрмитаже недавно справляли юбилей великого азербайджанского писателя-человеколюбца Низами… В солнечном Баку откликнулось это торжество, и по всему Советскому Союзу узнали, что в Ленинграде жив могучий дух торжествующего творчества» [237] Там же. С. 70. . Это было в октябре 1941-го. После вступительного слова академика Орбели, научных докладов, чтений переводов, сделанных сотрудниками Эрмитажа, состоялась и выставка – явление абсолютно уникальное для осажденного города. В витрине Школьного кабинета, размещавшегося тогда в Зале Совета, были выставлены фарфоровый бокал и коробочка с росписями на темы произведений Навои, выполненные специально к этому дню эрмитажным художником-фарфористом М. Н. Мохом. Электричество для нагрева печи для обжига дал корабль «Полярная звезда» стоявший на Неве около служебного подъезда музея.