— Никак не могу. Мне нужно послать Рози в Краков и ...
— Это очень важно, — Пауль Бронский понизил голос, — я должен с вами встретиться по неотложному делу. Приходите часов в семь.
Крис испугался. Пауль говорил категорическим тоном. Может, он сам хочет разговора начистоту, чего всячески избегает Дебора? А может, все это фантазия? Они же добрые друзья, почему бы Паулю не пригласить его на ужин?
— Приду, — сказал Крис.
Из дневника
Я внимательно слежу за поведением этнических немцев в Австрии и Чехословакии. Они проделали огромную подрывную работу, ожидая прихода немецких войск. В Данциге они тоже не сидели сложа руки. А перед самым австрийским”аншлюсом” они как-то странно присмирели. Здесь на прошлой неделе они вообще прекратили всякую деятельность. Неужели по приказу? Затишье перед бурей? История повторяется?
Всех, кого я знаю, призвали в запас. Рыдз-Смиглы [3] Рыдз-Смиглы Эдвард (1886 — 1941) — фактический диктатор Польши с 1935 г., маршал. В сентябре 1939 г. был главнокомандующим польской армии. После нападения Германии на Польшу бежал в Румынию.
намерен бороться. Пожалуй, так и будет, учитывая опыт истории и польский гонор.
Александр Брандель
* * *
— К сожалению, мы, поляки, находимся между Россией и Германией, а связи между ними усиливаются, — говорил декан медицинского факультета доктор Пауль Бронский, выступая перед битком набитым студентами и преподавателями залом.
— Нас совсем сдавили, мы уже и дышать не можем, нас как бы и не стало. Но польская национальная гордость воодушевляет патриотов, и поэтому Польша всегда возрождается. — Раздались бурные аплодисменты. — И вот теперь Польша снова в опасности. Оба наших ”друга” чрезвычайно оживились, и положение оказалось настолько серьезным, что стали призывать людей даже такого почтенного возраста, как ваш покорный слуга...
Критическое замечание оратора в адрес собственной персоны зал встретил вежливым смехом. Пауль, хоть и начал лысеть и сутулиться, был еще очень красив.
— Несмотря на то, что командование допускает оплошность, призывая меня в армию, я предсказываю, что Польша выживет.
У стены за последними рядами стоял доктор Франц Кениг и смотрел на собравшихся. Уход Бронского из университета наполнял его радостью, какой он еще никогда не испытывал. Кончится наконец его долгое, терпеливое ожидание!
— Я покидаю университет с тяжелым сердцем, но и с чувством удовлетворения. Меня огорчает вероятность войны, но радует, что многого мы с вами достигли тут вместе, и я счастлив, что у меня остается здесь много друзей.
Кениг перестал слушать. Он знал, что все будут плакать. Бронский умел подпустить дрожь в голос, и слушатели всегда таяли от его слащавых речей.
Вот они уже встали: слезы текут не только по морщинам расчувствовавшихся старых профессоров, но и по молодым щекам, когда затягивают студенческий гимн, похожий на все прочие гимны, что поют студенты во всем мире.
Посмотрите-ка на этого Бронского! Любящие коллеги так и прилипли к нему. Со всех сторон несутся аплодисменты: ”Дорогой Бронский”, ”Варшавский университет без Бронского — не Варшавский университет”, ”Ваш кабинет будет вас ждать”, ”Возвращайтесь к нам”.
”Ваш кабинет”, — подумал Кениг. Как бы не так!
Доктор Бронский, ”дорогой” Пауль Бронский отдал последние распоряжения, продиктовал последние письма и отпустил свою плачущую секретаршу, дружески поцеловавшись с ней на прощание.
Теперь он остался один.
Оглядел кабинет. Стены увешаны всеми символами успеха, какие может собрать человек, возглавляющий большой медицинский факультет. Дипломы, награды, картины, групповые фотографии — словом, стенд славы.
Он сунул последние бумаги в портфель. На столе остались только фотографии Деборы и детей. Он смахнул их в верхний ящик и запер его на ключ. Ну, вот и все.
В дверь тихонько, почти робко, постучали.
— Войдите.
Доктор Франц Кениг. Маленький, седой, и усики седые. Он застенчиво подошел к столу.
— Мы много лет работали вместе, Пауль. У меня нет слов...
Пауль в душе улыбнулся: очень тонкая недомолвка.
— Франц, я собираюсь рекомендовать вас на мое место...
— Никто не может занять...
— Ерунда...
Ну, и прочие неискренние слова.
У себя в кабинете Франц Кениг дождался ухода Пауля и вернулся в его кабинет. Не отрывая глаз от кожаного кресла Бронского, он подошел к нему и дотронулся до спинки.
Читать дальше