Леон Юрис - Милая , 18

Вот в этом все дело. Мы, оставшиеся в жи­вых, родившиеся после Катастрофы, мы не дол­жны и не можем предать забвению память о бес­численных жертвах. Мы принадлежим к ним так же, как они принадлежат к нам, мы — единый народ.

Забвение — синоним смерти. Предать забвению — в каком-то смысле предать смерти. Очевидно, Леон Юрис разделяет эту точку зрения, и имен­но поэтому он написал свой роман ”Милая, 18”.

[1] Эммануэль Рингельблюм (1900 — 1944) — еврейский историк. В Варшавском гетто стал одним из руководи­телей подполья; инициатор создания подпольного архи­ва гетто. Во время восстания (апрель 1943) был де­портирован в лагерь Травники, откуда Еврейскому национальному комитету удалось его переправить обрат­но в Варшаву, где он скрывался у садовника-поляка М. Вольского и продолжал собирать материалы о гибе­ли польского еврейства. 7 марта 1944г. в результате доноса Э. Рингельблюм был схвачен немцами и расстре­лян вместе с женой и маленьким сыном.

[2] См.: Т. Божиковский. Героическая борьба еврейских повстанцев в Варшаве. (Рассказ участника боев в Вар­шавском гетто) — в журн. ,,Возрождение”, №4-5, 1975, Иерусалим. См. также книгу Т. Божиковского ,,Среди падающих стен” (пер. с иврита), изданную изд-вом ,,Библиотека-Алия” в 1975 г.

[3] Ганна Кралль. Опередить Господа Бога. — Журнал ,,Иностранная литература”, 4, 1988. Пер. с польского К. Старосельской.

[4]Журнал ”22”, №65, 1989.

[5]Примечания, отмеченные цифрами, смотри в конце книги.

Из своего литературного и жизненного опыта я знал, что в разысканиях, необходимых для на­писания этой книги, я буду зависеть от содей­ствия многих десятков людей и организаций. И, как уже не раз бывало прежде, мне посчастливи­лось воспользоваться бескорыстной помощью лю­дей, готовых часами рассказывать мне о том, что они знали и пережили.

Без самоотверженной помощи сотрудников Изра­ильского Музея борцов гетто и членов киббуца того же названия, а также их товарищей из Меж­дународной Ассоциации Переживших Катастрофу эти страницы вряд ли могли бы быть написаны.

Всех содействовавших мне в процессе создания этой книги слишком много, чтобы я мог поблаго­дарить тут каждого в отдельности, но я не могу не отметить помощь, оказанную мне в Архиве Мемориального Института памяти Катастрофы и ге­роизма (Иерусалим) и в Библиотеке Университета Южной Калифорнии.

В основе ”Милой, 18” лежат факты, перемешан­ные с художественным вымыслом, но описанные в ней события имели место в действительности. Все персонажи книги вымышлены, но я никогда не позволил бы себе утверждать, что не было живых людей, похожих на тех, кто здесь изображен.

Из дневника

Август 1939 г.

Сегодня я начинаю вести дневник. Не могу из­бавиться от предчувствия, что вот-вот начнется война. Судя по опыту последних трех лет, если немцы вторгнутся в Польшу, с тремя с половиной миллионами польских евреев случится нечто ужас­ное. А может, у страха глаза велики, может, на меня просто действует напряженная обстановка и дневник окажется ни к чему. Нет, как историк я все-таки должен записывать все, что происхо­дит.

Александр Брандель

Кончается лето. Капли дождя стучат по высо­кому, от пола до потолка, окну.

У окна в углу стояла видавшая виды пишущая машинка, рядом - переполненная пепельница и пачка бумаги. Спальней служила просторная ниша с раздвижными плюшевыми портьерами. Около ши­рокой кровати на ночном столике стоял старо­модный немецкий приемник, из него неслись пе­чальные и тревожные звуки шопеновского ноктюр­на.

В последнее время только и передавали что ноктюрны Шопена в исполнении Падеревского.

Похоже было, что ночь опять опускается на Польшу.

Крис что-то сонно пробормотал и протянул мус­кулистую руку к Деборе. Пусто. Он открыл гла­за, обвел тревожным взглядом нишу, но услышав, что Дебора в комнате, успокоился. Машинально пошарил на ночном столике, нашел пачку сига­рет, закурил и уставился на поднимающиеся вверх кольца дыма. Ноктюрн приближался к кре­щендо.

Крис перевернулся на другой бок и посмотрел через раздвинутые портьеры на Дебору. Он любил смотреть, как она одевается. Собрав в тугой узел волосы, она начала закалывать их перед зеркалом, и он вспомнил, как первый раз выни­мал из них шпильки, как пряди, одна за другой, падали вниз, словно черные шелковые ленты. Она надела плащ и решительно пошла к дверям, не подавая виду, что чувствует на себе взгляд Криса.