Возвращаясь к имперскому социальному мифу, следует отметить, что грамотное нахождение и конструирование дополнительных смыслов посредством такого мифа и апеллирование к этим смыслам при реализации государственной политики (особенно, применительно к Российской Федерации, при реализации национальной политики) может получить отклик со стороны населения, что позволит в полной мере использовать огромный потенциал социального мифа. Главное здесь не замыкаться на одних и тех же интерпретациях, а постоянно обновлять смыслы в зависимости от изменения ситуации в мире и обществе, следить за «конъюнктурным» уровнем социальной мифологии, и учитывать, что понятие империи является достаточно широким: «…предполагает общую систему ценностей, то есть идею общего национального блага» [227] Гибель Империй. 1918 г. (обзор Международной научной конференции) // Вопросы философии. 2019. № 7. С. 230.
.
Справедливости ради стоит отметить, что не только советское прошлое может способствовать конструированию имперского мифа, но претензию на имперскость содержат и концепции, возникшие в лоне западных либеральных обществ. Так, важнейшей составляющей социальной мифологии западного общества второй половины XX века оказалась концепция устойчивого развития. Эту концепцию по праву можно считать продуктом деятельности мифотворцев в лице господствующей западной политической элиты. Сама же категория «устойчивое развитие» представляет собой «…термин, введенный Международной комиссией по окружающей среде и развитию (комиссией Г. Х. Брунтланд) в докладе „Наше общее будущее“ для обозначения социального развития, не подрывающего природные условия существования человеческого рода. Возник как реакция на глобальный кризис индустриализма, связанный с угрожающим истощением природных ресурсов, ухудшением состояния природной среды и поляризацией богатства и нищеты в мире» [228] Павленко В. Б. Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот. — М.: ОГИ, 2011. С. 122.
. Таким образом, посредством категории устойчивого развития удалось соединить, с одной стороны, экологию (окружающую среду) и, с другой стороны, экономику и политику (развитие). Возникновение данной категории стало определенной реакцией на кризисные проявления индустриального общества Запада, которые усилились на фоне демонстрации развивающимися странами колониальной отсталости, на фоне проявления «поляризации богатства и нищеты». То есть индустриализм, колониализм, а также и неоколониализм способствовали дальнейшему утверждению категории устойчивого развития, приданию ей известной «концептуальной емкости». Почти сразу поле понимания концепции устойчивого развития расширилось за пределы духовной сферы, охватив еще и политику. Это стало решающим фактором, позволяющим считать эту концепцию идеологемой, составляющей социальной мифологии.
Интенция концепции заключалась в поддерживании определенного «статуса — кво», предусматривающего доминирование конкретных социальных классов и невозможность осуществления каких — либо существенных действий, нарушающих установившийся баланс сил. В какой — то момент соответствующая оформленная концепция была подхвачена апологетами неоконсервативных идей. По нашему мнению, неоконсерваторы разделяют, с одной стороны, положения об общественном прогрессе, а, с другой стороны, положения о важности сохранения традиционных устоев общества. Такое объединение достаточно разных, на первый взгляд, идей, и отражено в концепции устойчивого развития. В политической плоскости вышеуказанная характеристика концепции делает возможной ее известную популярность, ангажированность политическим классом. Опираясь на традиционные ценности, приверженцы неоконсерватизма претворяли в жизнь кардинальные преобразования, стараясь таким образом предотвращать возможные социальные потрясения. Здесь же следует отметить, что концепция устойчивого развития может быть востребованной исключительно в постиндустриальном (информационном) обществе; для государств и обществ, находящихся на, условно говоря, более ранних стадиях развития, такая концепция чревата дополнительными угрозами, вызовами для их собственного существования. Это просматривалось на стыке XX–XXI веков, когда внешняя политика Соединенных Штатов выстраивалась из имперских амбиций с применением идеи глобального воздействия, направленной на формирование американоцентричного устройства мира, на продвижение демократии с помощью силовых методов.
Читать дальше