Ирина Полякова - Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Имперская мифология выражает характерную черту социальной мифологии: сочетание «архаического» и «конъюнктурного» уровней; это обстоятельство также определяет ее отличие от частных мифологий, одной из которых является политическая мифология.

Основным недостатком любой политической мифологии является то, что такого рода мифология является «сильно рационализированной», имеет черты академизма, схоластики, то есть в известном смысле характеризуется отсутствием изначальной яркости, живучести, жизненности, которые в определенной мере свойственны социальному мифу. Такое отсутствие жизненности политического мифа означает не столько его гибель и трансформацию в нечто иное, сколько невозможность выполнять ряд позитивных, цементирующих, идентификационных функций. «Безжизненность» политического мифа оборачивается его трансформацией в догматическую идеологию, и одновременно с этим, в обществе происходит пресыщение данным политическим мифом, общество становится менее динамичным, не способным к адекватному восприятию существующих политических мифов. В таком состоянии в более статичном обществе происходит нарушение баланса: вклад политической элиты в виде конструирования политических мифов становится избыточным. Общество оказывается объективно неспособным успешно функционировать в режиме, где только правящий класс оказывается заинтересованным в существовании «прежних политических мифов». Их приходится поддерживать искусственно, что не в полной мере отражает сущность современного социального мифа, разворачивающегося, помимо «конъюнктурного», также и на «архаическом» уровне. Несостоятельность политической мифологии демонстрирует пример СССР 1970 — х годов: «К началу 70 — х годов прошлого века советский миф постепенно теряет одно из необходимых свойств: он перестает восприниматься в качестве абсолютного знания, на основе которого члены общества осознают и оценивают происходящие события и принимают значимые решения. При этом „живой“ миф долгое время продолжает существовать в виде текста, который при необходимости успешно вербализуется как в политическом дискурсе, так и на личностном уровне, однако как сам текст, так и содержащиеся в нем и постоянно воспроизводимые символы и ритуалы лишаются своей символической составляющий» [223] Евгеньева Т. В., Титов В. В. Образы прошлого в российском массовом политическом сознании: мифологическое измерение // Политическая наука. 2017. № 1. С. 126. .

От умения политической элиты продуцировать «последовательные» социальные мифы, в том числе и политические, зависит стабильность социального развития до определенного времени. В случае же резких изменений, новаций, может происходить слом устоявшихся моделей взаимодействия, приводящий общество к дезинтеграции, к изменению общественного сознания. В случае с СССР ярким примером, который привел к изменению ситуации в стране, стал феномен «перестройки».

Имперский миф отличается тем, что возвышается над национальными и групповыми мифами, над любыми политическими мифами и представляет собой, с одной стороны, метауровень политической мифологии, а, с другой стороны, современный социальный миф. В тех государствах, где в сознании граждан находится место для имперской мифологии, всюду возможно обнаружение дополнительных смыслов в общественных явлениях и процессах. В своей известной работе «Мифологии» Р. Барт приводит именно такой пример: «…я сижу в парикмахерской, мне подают номер „Пари — матча“. На обложке изображен юноша — негр во французской военной форме, он отдает честь, глядя куда — то вверх, очевидно на развевающийся там трехцветный флаг. Таков смысл зрительного образа. Но и при наивном, и при критическом восприятии мне вполне понятно, что означает этот образ для меня: он означает, что Франция — это великая Империя, что все ее сыны, без различия цвета кожи, верно служат под ее знаменем и что лучший ответ хулителям так называемого колониализма — то рвение, с каким этот чернокожий служит своим „угнетателям“» [224] Барт Р. Мифологии; пер. с фр. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2004. С. 241. . Преимущество и основной эвристический потенциал имперского социального мифа заключен в этом бартовском двойном смысле, когда наглядность означаемого (в вышеуказанном случае — «французская имперскость») проступает сквозь означающее (конкретная картинка на обложке).

Показателен в отмеченном выше бартовском двойном смысле пример из российской действительности при проведении государственной политики памяти. Речь идет о коннотациях такой значимой даты советского прошлого как 7 ноября, когда российские власти решили связать знаменательную дату не с революционными событиями 1917 года, а с состоявшимся в 1941 году парадом на Красной площади, имеющим сегодня, по мнению политического руководства, гораздо большее символическое значение: «…наблюдается крайне любопытная символическая подмена: событие, являвшееся по своей сути коммеморацией, само становится источником для коммемораций, приобретая, тем самым, самостоятельное значение. Суть этой подмены заключается в стремлении сфокусировать общественное внимание на параде 1941 г. в противовес революции 1917 г. В выступлениях политических деятелей и в официальных комментариях, сопровождавших историческую реконструкцию парада 1941 года в 2011 году, подчеркивается значимость этой даты, но только в связи с битвой под Москвой, положившей начало разгрому захватчиков» [225] Аникин Д. А. Топология социальной памяти: методологические основания и стратегии репрезентации. — Саратов: Изд-во СГУ, 2014. С. 143. . Фактически здесь мы говорим уже о современных мифо — ритуальных практиках, представляющих собой явление общественной жизни, некую рационализированную, регламентированную форму общественного поведения, в ходе реализации которой, однако, проявляются и часто выходят на первый план основные свойства мифологического сознания [226] См.: Иванов А. Г. Мифо-ритуальные практики: культурный феномен, элемент традиционного и основа современного мифологического сознания // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. 2009. № 87. С. 7–18. . Кроме того, современные мифо — ритуальные практики наглядно демонстрируют фактически весь спектр проявлений, относящихся элементам политической и, в широком смысле, социальной мифологии. Например, актуализация исторической памяти через проведение парада в символическом месте; парада, посвященного сакральным датам, лидерам; парада, участие в котором зачастую способствует трансляции новых смыслов и ценностей.