Система эпитетов Федра имеет иные пропорции. Внешних эпитетов у Федра мало (правда, некоторые из них весьма картинны): ramosa cornua (I, 12, 5); fulminei dentes (I, 21, 5); pictis plumis gemmeam caudam explicas (III, 18, 8). Их функция отчасти переходит на метафоры, сравнения и перифразы (nitor smaragdi (III, 18, 7); lympharum speculum (I, 4, 3); materiam … poliri versibus (I, pr. 2); qui centum oculos habet (II, 8, 18) и др.). Эпитетов внутренней характеристики гораздо больше: litterata Graecia (III, pr. 54); casta mulier (III, 10, 14); pavidum genus (ranarum) (I, 2, 15); fuci inertes (III, 13, 3); ovis patiens iniuriae (I, 5, 3); boves quieti (II, 8, 15) и др. Любовь Федра к метонимически отвлеченной окраске таких эпитетов отмечалась выше. Но рядом с этими двумя группами эпитетов появляется третья, гораздо более значительная – эпитеты оценочные. У Бабрия они были редкостью (γλυκὺς βίος (6, 2); ἥλιος ἡδύς (18, 9)), у Федра они господствуют. К их числу относятся прежде всего эпитеты самого общего оценочного содержания, одинаково приложимые к любому явлению: odiosa cornix (A, 24, 1); malus sutor (I, 14, 1); iniusta nece (I, 1, 13); improbum animal (V, 3, 8); tristis servitus (I, 2, 6); turpis fraus (I, 10, 1); turpes poenae (I, 13, 2); dulcis caritas (III, 8, 13) и др. Даже змея у Федра сама себя именует improba (IV, 20, 6). За ними следуют эпитеты более конкретные, варьируемые применительно к случаю: stultus error (V, 7, 30); impudens audacia (III, 5, 9); molesti mures (I, 22, 3); flebilis gemitus (I, 18, 3) и др. Среди них в особый ряд выделяются эпитеты, в которых автор предвосхищает результат характеризуемого действия (пролепсис): vanae minae (III, 6, 11); inane meritum (I, 22, 12); scelus funestum (III, 10, 50) и др. Некоторые из оценочных эпитетов, по-видимому, имеют в виду точку зрения того или иного персонажа басни: infestis taurus mox confodit cornibus hostile corpus (I, 21, 7–8), но подавляющее большинство таких эпитетов передает только точку зрения автора. Это и есть показатель субъективности стиля. Примерное соотношение эпитетов внешней характеристики, внутренней характеристики и оценки у Федра – 1 : 2 : 3. Характеристика для Федра важнее изображения, а оценка – важнее характеристики.
Итак, стилистические тенденции Федра и Бабрия отчетливо противоположны. Стиль Федра – сухой, краткий, логически четкий, схематизирующий, обобщающий, оценивающий. А Бабрий пишет пространно, естественно, плавно, следуя за событиями в их живой конкретности, оставляя все обобщения и оценки самому читателю. Для Федра главное – ясность смысла, для Бабрия – яркость образа. Прибегая к отвлеченным понятиям (всегда несколько рискованным), можно сказать, что стиль Федра – это стиль моралиста, а стиль Бабрия – стиль художника.
Рассмотрение других аспектов поэтики Федра и Бабрия подтверждает такое впечатление. В трактовке образов и мотивов Федр ограничивается главным и существенным, Бабрий вдается в живописные оживляющие подробности. В трактовке жанра Федр подчиняет повествование морали, Бабрий заслоняет мораль повествованием. В трактовке эмоционального, комического содержания басен Федр – сатирик, Бабрий – юморист. В трактовке идейного содержания басен Федр расширяет круг проблем басенной морали и усиливает их остроту, Бабрий ограничивается традиционными привычными положениями. Все это значит, что Федр и Бабрий, создавая каждый по-своему жанр литературной басни, по-разному смотрели на суть и цель этого жанра. Для Федра басня – живой урок, для Бабрия – занимательная сценка; у Федра басня служит поучению, у Бабрия – развлечению. Так две системы стиля оказываются проявлением двух направлений общего развития жанра античной басни. Но это – проблема, уже выходящая за пределы данного сообщения 82.
Текст дается по изданию: Античная басня / Пер. с греч. и латин. М. Л. Гаспарова. М.: Художественная литература, 1991.
I. 2. Лягушки, просящие царя
Афины, где цвело равнозаконие,
Ретивая вольность привела в смятение,
Сорвав узду, что сдерживала распущенность.
Средь заговоров и междоусобицы
5Тиран Писистрат овладевает крепостью.
Афиняне на горечь рабства плачутся
(Тиран хоть не суров, но бремя тягостно
Любое с непривычки) и судьбу клянут.
На это Эзоп такой ответил басенкой:
10Лягушки, по болотам вольным странствуя,
Царя просили шумно у Юпитера,
Чтоб силою он смирил их необузданность.
Отец богов, смеясь, ниспосылает им
Небольшой чурбан, который, быстро рухнувши,
15Толчком и шумом всполошил пугливый род.
Но так как долго он лежал, зарывшись в ил,
Одна тихонько выставляет голову
И, осмотрев царя, к себе сзывает всех.
Забыв о страхе, все наперебой плывут
20И на чурбан гурьбою дерзко прыгают.
Его подвергнув дерзким надругательствам,
Царя другого просят у Юпитера,
Затем, что этот вовсе бесполезен им.
Тот посылает гидру к ним, которая
25Их пожирает. Не умея гибели
Избегнуть и не смея вновь молитвы слать,
Меркурия просят умолить Юпитера,
Чтоб им помог в несчастии. Но бог в ответ:
«Не захотели, – говорит, – вы доброго —
30Терпите злого». Так и вы, о граждане,
Чтоб хуже не пришлось, терпите это зло.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу