Какой же вывод можно сделать относительно этой части рецензии? Свои впечатления от нее мы свели бы к трем пунктам.
1. Л. А. Тимошина делает шаг в сторону укрепления своих «патриотических» позиций: никакие греки ничего «своего» тут делать не собирались; если бы в Москву приехал греческий учитель, то он не открывал бы никакой своей (тем более, высшей) школы, а «работал» бы на уже давно существовавшем учительном дворе (где, правда, до этого учили по-русски только читать и считать, а теперь должны были бы учить все тех же «малых робят» по-гречески философии и богословию – так просто и без затей рассуждает, видимо, рецензент).
Л. А. Тимошину прямо-таки нервирует само заглавие параграфа – «Греческая программа просвещения России…»; она никак не может принять мысль о том, что Россию собирались учить какие-то греческие учителя, и за этим своим раздражением (оно проявится и при рассмотрении ею следующих параграфов I главы) даже не вникла в смысл нашего исследования: речь идет в данном случае «всего лишь» об использовании греками в середине XVII в. русских финансовых возможностей на благо греческой церкви, греческой культуры, а не о просвещении (в широком смысле слова) «отсталой» России.
2. Начавшее проявляться уже в критике первого параграфа незнание Л. А. Тимошиной некоторых простых вопросов истории просвещения XVII в. здесь вырастает до размеров целой проблемы: оказывается, она не знает, что такое высшее образование в это время, какими дисциплинами наполнена его программа, как можно учить «детей» философии и богословию!
3. Л. А. Тимошина, нисколько не скрывая, позволяет себе демонстрировать свою симпатию к В. Г. Ченцовой, одобряя и поддерживая ее работы, методику исследования, выводы, не располагая при этом ни в малейшей мере возможностями для их объективного анализа. Это обстоятельство, несомненно, придает ее критике нашей книги несколько дополнительных нюансов.
Следующие четыре параграфа I главы (3. «Архимандрит Венедикт»; 4. «Дидаскал Епифаний»; 5. «Гавриил Власий и попытка создания греческого училища в Москве в середине XVII в.»; 6. «Греко-латинская школа Арсения Грека») при рассмотрении работы Л. А. Тимошиной можно объединить: эти небольшие исследования дают сравнительно немного материала для рецензента (а «Гавриил Власий…» и вообще оказался для нее бесполезным), но, тем не менее, служат для утверждения ее взглядов на историю русской школы середины XVII в.
Весьма типичным – в плане критических приемов Л. А. Тимошиной – является ее анализ параграфа «Дидаскал Епифаний». Не имея возможности сказать хоть что-нибудь по существу, рецензент, однако, не хочет пройти мимо такой благоприятной возможности, поскольку речь идет о русском материале, а потому находит нужным сделать несколько «своих» замечаний, вне зависимости от того, имеют они отношение к содержанию нашей книги или нет.
Первое – это, разумеется, наши упущения в плане историографии: мы, изучая деятельность Епифания Славинецкого, опираемся на работы К. В. Харламповича, «тогда как новейшие исследования, в частности, О. Б. Страховой, не используются» (Рец. С. 610). Между тем, важнейший труд О. Б. Страховой нами учтен в необходимой мере (см.: Школы. С. 44. Примеч. 134; С. 46. Примеч. 144). Как видим, Л. А. Тимошина – в своем амплуа: главное – быть строгой к оппоненту, продемонстрировать свое знание (которого может даже вовсе не быть] предмета, а уж внимательное чтение рецензируемой работы – совсем необязательно.
Поскольку говорить о Епифании как учителе рецензент не может, она делает замечание, что нами «…даже не упомянуто одно из основных педагогических сочинений на русском языке – “Гражданство обычаев детских"…, переведенное самим Епифанием или другими книжниками под его руководством или при его участии…» (Рец. С. 610). Еще один типичный для Л. А. Тимошиной-критика прием: говорить как бы на тему, серьезно, делать отсылки к другим исследованиям, но имеет ли все это отношение к рецензируемой работе, это, по-видимому, совсем неважно; главное – увести читателя в сторону от обсуждаемого вопроса.
Далее – снова уже знакомое нам поведение рецензента: Л. А. Тимошина упрекает нас в том, что мы не затрагиваем «дискуссионный и до сего дня, связанный с Епифанием Славинецким вопрос о так называемой "Ртищевской школе" (Рец. С. 610). На это можно сказать только одно: если бы рецензент занималась не только библиографической регистрацией, но и чтением научной литературы по интересующей нас тематике, она бы знала, что дискуссия по данному вопросу была закрыта К. В. Харламповичем еще в 1913 г.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу