Борис Фонкич - О современных методах исследования греческих и русских документов XVII века. Критические заметки

В своей книге мы говорим о двух попытках Арсения Грека создать школу в русской столице. В первый раз эта школа едва начала свою деятельность: вскоре по доносу иерусалимского патриарха Паисия греческий учитель был сослан в Соловецкий монастырь. Однако, вернувшись в Москву в 1652 г. и став приближенным патриарха Никона, он, по-видимому, уже в следующем году возобновляет работу училища. Несмотря на то, что мы располагаем надежными источниками о «второй» школе Арсения, позволяющими не только установить время ее открытия, но и определить ее местонахождение в Кремле, Л. А. Тимошина находит «исключительно сильные», неожиданные аргументы для опровержения существующих в исторической науке представлений на этот счет.

Прежде всего, она вновь обращается к тексту Адама Олеария, в котором, как это неопровержимо доказал С. А. Белокуров еще в 1888 г., содержатся сведения о действующей в Москве в 1653 г. школе Арсения Грека. Читая тот же самый отрывок, что и все другие исследователи, Л. А. Тимошина приходит, однако, к выводам совсем другого характера. Олеарий, отметив, что «…русские… в школах обучаются только письму и чтению на своем и, самое большее, на славянском языке», особо выделяет следующий факт: «В настоящее время они…, по заключению патриарха и великого князя, хотят заставить свою молодежь изучать греческий и латинский языки. Они уже устроили, рядом с дворцом патриарха, латинскую и греческую школу, находящуюся под наблюдением и управлением грека Арсения» (Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию. М., 1996. С. 291]. Казалось бы, анализируя этот текст, можно придти к следующему простому, естественному заключению: в Москве рядом с дворцом патриарха по царскому и патриаршему повелению открыта греко-латинская школа, которой руководит и в которой преподает Арсений Грек. Этому выводу не противоречит все то, что мы знаем об Арсении как ученом, дидаскале. Между тем, все совсем не так! Из приведенного отрывка рецензент делает два важнейших, с ее точки зрения, вывода:

1) «…из процитированного фрагмента очевидно, что высшие светская и духовная власти страны, во-первых, без какого-либо постороннего вмешательства или влияния извне осознали необходимость обучения молодежи греческому и латинскому языкам, а во-вторых, без какого-либо участия грека / греков уже организовали такую школу».

2] «Что же касается старца Арсения, то его функции определены Адамом Олеарием совершенно иначе, чем это трактуется в рассматриваемой монографии и некоторых других работах… он “управляет" этой школой, иначе говоря, осуществляет административно-хозяйственные функции, и, если уж совсем точно следовать тексту записок, не преподает в ней и никоим образом не участвует в ее организации» (Рец. С. 625).

Оба вывода замечательны в своем роде и демонстрируют уровень «источниковедения» Л. А. Тимошиной. Перед нами – простая «зарисовка» иностранного наблюдателя, сообщающего любопытный для европейского читателя факт – о создании в Москве по решению царя и патриарха школы для обучения русских молодых людей греческому и латинскому языкам; школа находится близ патриаршего дворца и управляется Арсением Греком. Вот и все! Из чего же следует, что «высшие… власти страны… без какого-либо постороннего вмешательства или влияния извне осознали необходимость обучения молодежи греческому и латинскому языкам?» Если читать Олеария, то ровным счетом – из ничего! Но даже если, скажем, согласиться, что это – совершенно самостоятельное решение «высших властей», то где Олеарий сообщает о том, что такая школа уже организована «без какого-либо участия грека / греков»? Ответ ясен: это так, потому что таково непреклонное желание рецензента. Поэтому источники могут не сообщать ровным счетом ничего: обычный «исследовательский» прием Л. А. Тимошиной, а именно – «подгонка под ответ», нам всегда обеспечит нужный результат. А между тем, даже совсем уж незнакомому с темой человеку понятно, что если в России в XVII в. без решения царя и патриарха не могла быть открыта, устроена ни одна школа, тем более – греко-латинская, да еще рядом с патриаршим дворцом, то сама организация школы, ее программа, ход преподавания зависели от того, кто этой школой управлял, т. е. в нашем случае – от Арсения Грека. Недаром Олеарий, несмотря на беглый характер своей заметки, говорит, что школа существует под «наблюдением и устроением (курсив наш. – Б. Ф.) грека Арсения». Или, быть может, Л. А. Тимошина думает, что наши власти открыли греко-латинское училище в Москве «своими силами», без всяких там греков? Тогда рецензенту было бы неплохо продолжить свои рассуждения и указать на тех лиц, кому в 1653 г., при патриархе Никоне, было поручено такое новое в русской столице дело, настолько новое, что на него счел нужным обратить свое внимание Адам Олеарий.